Альбрехт деловито наполнил свою чашу снова, спросил:
– Ваше величество, какой договор?
Я отмахнулся.
– Не важно. Любой повысит авторитет и политический вес Германа в глазах соседей и собственной знати. А эту дорогу назовем Дорогой Дружбы между народами.
– Дорогой Дружбы Народов, – уточнил Альбрехт педантично. – И пустим по ней войска. Можно поставить по краю виселицы, это для разбойников… Жаль, совсем немножко осталось дотащить эту дорогу нашей миролюбивой дружбы до океана!
– Улавливаете, – сказал я с одобрением.
Альбрехт улыбнулся, в голосе его прозвучали бравурные нотки:
– Давайте пустим слух, что дорога построена… нет, лучше, создана!.. по высочайшей воле нашего величества. Неофициальный слушок, конечно. Вслух такое непристойно, обижательно. Но слухам верят больше, чем громогласным сообщениям правительства. Правительство всегда врет, а слушок – это как бы добытая тайно важная и правдивая информация.
Судя по лицам собравшихся лордов, предложение Альбрехта поддерживают, хотя не совсем рыцарское, но высшие лорды в силу высоких полномочий власти поневоле политики, а в политике, если хочешь быть успешным, не до рыцарства.
Рокгаллер произнес осторожно:
– Да, это приемлемо… Здесь ценят только успешность, а такая, гм, простите за выражение, дорога говорит о могуществе тех, кто ее построил… что значит, об успешности. Сэр Норберт, вы молчите, по обыкновению?
Норберт взглянул на него косо.
– Вы сказали верно, зачем мне говорить то же самое?.. Ваше величество?
Я вздохнул, покачал головой.
– В самом деле жаль, не удалось приспособить. Уже размечтался, как прокладываем дороги через леса, болота и горы… Дорога почти так же великолепна, как шляпа сэра Альбрехта!
– Только ширину бы сузить, – обронил осторожно Рокгаллер. Он взглянул на ошарашенных соратников. – А что?.. Полмили – многовато. Ярдов сто, а то и полста вполне… И пожаров было бы меньше.
Кенговейн сказал с отвращением:
– Не верю, что вы это всерьез!.. Это же исчадие Ада!.. Как можно заставлять его работать на себя? Что скажет Церковь?
Альбрехт сказал почти ласковым голосом:
– Сэр Бриан, а вы сядьте на коня и проскачите по этой дороге! Уверен, вам не захочется останавливаться. Идеально ровная, без малейших помех, на одной высоте через горы, леса и болота… Это сказка, а не… Я уже вслед за нашим обожаемым величеством начинаю называть это дорогой, хотя это, конечно, не дорога, но признаем в интересах империи ее дорогой и воспользуемся как дорогой.
– Для армии? – спросил Кенговейн с надеждой.
– А для чего еще дороги? – спросил Альбрехт. – Тем более что не дорога, а путь. Можно даже сказать, магистральный шлях. А-а, ну да, еще и тропка для презренной торговли. Так, по обочинам.
Рокгаллер сказал торопливо:
– Дорога широкая, все поместятся!.. Армия красиво идет по центру, а торговцев, вы правы, можно по обочине. Их склады и всякие там лавки пусть размещают по левую сторону, а правую отдадим под нужды знатных людей… Ваше величество, вы абсолютно правы, провозглашая эту магистраль своей собственностью…
– Собственностью империи, – поправил я высокопарно. – Вообще-то это межимперское достояние, раз уж маршрут проходит по трем империям, но мы с Божьей помощью возлагаем на свои плечи тяжелую ношу гаранта, так что да, пусть считается лично нашим. А кто против, тот против мира и свободы!.. И будем охранять и беречь ту дорогу, как сэр Альбрехт свою шляпу!
Сэр Келляве хотел что-то сказать, но лишь шумно вздохнул, посмотрел на Норберта.
Норберт, словно принимая от него эстафету, сказал осторожно:
– Я слышал, на континенте восемь империй?.. Пока грызутся потихоньку, но если поставить себя выше всех, могут объединиться.
– Возможно, – согласился я, – возможно. Но маловероятно. Багровую Звезду в небе видели все, а сейчас, думаю, уже везде прошел слух, что именно на ней прибыли мы.
Норберт сказал нейтральным голосом:
– Армий против нас никто не выставит. Но когда враги всюду, даже в этом дворце, то на легкую победу рассчитывать не стоит.
– В этом дворце, – повторил я, – кого-то имеете в виду конкретно, сэр Норберт?
– Никого, – ответил он. – Но мы с местными слишком разные. Рано или поздно либо мы их, либо они нас.
Я тяжело вздохнул, не хотел говорить, но из груди вырвалось почти само:
– Как же удалось Вильгельму Завоевателю?.. Два таких разных народа слил в один!.. А у него тоже была с собой только горстка героев.
– И сколько, – поинтересовался он мирно, – ему понадобилось?
Я ответил с неохотой:
– Пару столетий. Да и то… пришлые растворились среди местных. Хотя их уровень был намного выше, чем у завоеванных.
Он взглянул остро, но промолчал. Мало кто в нашей армии признает, что на Юге общество продвинулось дальше, чем на Севере. Здесь не только все богаче, зажиточнее, но даже такие сложные платья северным портным ни за что не пошить.
Остальные помалкивали, делая вид, что слишком заняты вином, которое уже все разлили по чашам, и печеньем, все-таки сожрали, хоть и воротили носы от немужской еды.
В самом Волсингсборе любое здание превосходит по красоте и величию королевские дворцы северных владык, даже мечи и доспехи здесь такого качества, что северные оружейники удавятся от зависти.
Альбрехт осушил остатки вина и щелчком послал чашу на середину стола.
– С Германом вы уладите, – согласился он. – Он потрясен и раздавлен вашей мощью.
– Нашей, – поправил я.
– Нашей, – согласился он. – Но с другими так просто не получится.
Я сказал с неудовольствием:
– Сэр Альбрехт, никаких других! У меня нет хватки завоевателя!.. Будем удерживать, что захапали, благодаря всеобщей панике перед концом света!
– Паника заканчивается, – напомнил он. – Уже видят, что конец света отменен. И всем пора возвращаться к прежней жизни. А нас в их жизни нет.
Я поднялся, сказал натужно-бодрым голосом:
– Ладно, я доложил вам о ликвидации угрозы. Надеюсь, ничего неожиданного не возникнет, у нас и так проблем выше крыши. Соберите все-все о мятежных королевствах, нужно принять срочные меры. Я кое-что придумал, но это связано и с переменами в вашей личной жизни… Спасибо за внимание, все свободны. А это значит, за работу, за работу!
Периальд закрыл за ними дверь, я перевел дыхание, вышел на балкон, дохнул свежего воздуха и вздрогнул, ощутив, как в нем и во всем мире остановилось всякое движение.
Опершись о перила, высокий мужчина в безукоризненном жостокоре золотистого цвета с ленивой грацией рассматривает гуляющую внизу разноцветную и беспечную публику, широкая шляпа с набором белоснежных перьев и красивым загибом скрывает лицо, но я всеми похолодевшими внутренностями узнал гостя, которому никакие стены не помеха.
