– Давно не виделись, – сказал я контролируемым голосом. – Здравствуйте, сэр Сатана. Не хотелось бы желать вам здравствовать, но что делать, слово «привет» еще хуже.
Он повернулся, нарядный и цветущий, весь роскошный от шляпы и до кончиков безукоризненных туфлей, улыбнулся и даже, сорвав с головы шляпу и обнажив настолько черный парик, словно в нем собралась вся темная материя, красиво нарисовал восьмерку в воздухе, распространяя сладкий, приторный запах.
– Сэр Ричард, – произнес он чувственным голосом, – ваш Уайльд разве не сказал, что особенно вежливы мы с противниками?..
– Это не чтоб им угодить, – буркнул я, – а чтоб себя не уронить.
– Вот-вот, – ответил он весело, – но это старомодное рыцарство уйдет. Вы уже в пострыцарстве, заметили?
Я ощутил укол, ответил с гордостью, которую вообще-то не испытывал:
– Рыцарство никогда не уйдет! Пусть простолюдины и сравняются с ними в правах и мир станет противнее, но рыцарство – это состояние души, а не титулы. Хотя бы по отношению к женщинам мы всегда будем рыцарями!
Он мягко и снисходительно улыбнулся, словно намекнул на еще более дальние времена, когда женщины рыцарское отношение сочтут оскорбительным и будут таскать таких харасментщиков по судам.
Лицо его чистое, без толстого слоя белил и румян, не то что у большинства мужчин при дворе, но все равно выглядит как нарисованное, слишком черные брови и ресницы, яркие и красиво обрисованные губы, лицо аристократически бледное, без единой морщинки или складки, вечно молодое, как всегда молодо и деятельно Зло в мире.
– Как вам здесь? – поинтересовался он. – Уже обжились?
– Не знаю, – ответил я с настороженностью, – что подразумеваете под этим словом. По-моему, что-то нехорошее. Кофе хотите?
– Хочу, – ответил он. – Я себе этого здесь позволить не могу, эпоха не та, а вам за такие штучки еще отвечать придется. Еще и за то, что меня совращаете.
Я кивнул в сторону легкого столика в двух шагах на балконе, сосредоточился, а когда подошли и усаживались в кресла, на столешнице возникли две изящные чашки из тончайшего фарфора с золотыми накладками и монограммами на стенках, ибо даже противников высокого ранга неприлично угощать из глиняных или медных чаш.
Он опустился легко и красиво – при дворе каждое движение отлажено и прорепетировано дома, – не забыв раскинуть в стороны полы жостокора, чтобы не помялись, ничего не упускает, с заметным удовольствием взял чашку и откинулся на спинку сиденья, стройный и раскованный.
– Благодарю, сэр Ричард. Или уже ваше величество?
Я отмахнулся.
– Мы давно знакомы, вполне уместно по именам. Я ж не зову вас всеми страшными титулами…
– Теми титулами меня наградили люди, – обронил он, – я их не принимаю. Мое имя и есть высший из титулов!.. Какая изящная и продуманная емкость для кофе… Надеюсь, скоро и здесь достигнут такого уровня.
– Это еще не уровень, – ответил я. – Да вы и сами догадываетесь. Кстати, вы говорите, этот мир вам не по барабану, но по этим землям двигался чудовищный Демон Огня, как зовут местные, а вы и пальцем не шевельнули! С вашей-то мощью стереть в пыль проще простого!.. Но вы не принимали участия даже в битве в Аду, когда мы вторглись!
Он улыбнулся, сделал первый глоток, на миг призакрыл в удовольствии глаза.
– Да, это было то еще зрелище… Прекрасный кофе… Нет, сэр Ричард, я этот детский уровень давно перерос. Простые драки – для незрелых умов. К тому же у нас с Творцом сделка… хотя это и не сделка, а нечто вроде важного спора. Ввиду существенных расхождений… Я взялся доказать, что Его Великий Замысел порочен. Если начну человеку вредить или помогать, тем самым признаю себя проигравшим!
– Почему?
– А как иначе? Он скажет, замысел был великолепен, но я испортил вмешательством!
– Но вы же вмешиваетесь?
Он погрозил пальчиком.
– Это не то вмешательство. Человеку дана по его желанию свобода воли!.. Он сам решает, по какому пути идти. Творец уверен, что пойдете согласно Его Замыслу, а я пытаюсь доказать, что ничего подобного. Я имею право искушать, советовать, сбивать с праведного пути, так это называется, хотя мой путь куда праведнее… так я считаю. Но не могу сдвинуть даже песчинку на вашем пути!.. Это будет уже нарушение.
– И что, Творец следит за каждым вашим движением?
Он отшатнулся, смерил меня негодующим взглядом.
– Сэр Ричард! Но я же сам буду знать, что нарушил? Я себе такого не прощу!
– Простите, – сказал я смиренно. – Простите, что усомнился в вашем рыцарстве.
Он сделал еще глоток, улыбнулся то ли мне, то ли себе, то ли ароматному напитку.
– Сэр Ричард, дело не в каком-то жестоком наказании, как могут подумать ваши недалекие соратники!.. Я же вам сказал: если хоть чуть вмешаюсь, это уже признание, что у меня не получилось! А у нас слишком важный и принципиальный спор, чтобы я позволил себе где-то оступиться по мелочи.
– Хорошо, – сказал я, сдаваясь, – раз уж сами себя зажимаете в такие рамки… и помочь упорно не желаете, хоть и можете, но как-то могли же подсказать насчет его уязвимых мест?
Он хитро прищурился.
– Сэр Ричард, а что это, как не вмешательство?
Я пожал плечами.
– Мне кажется, вы не только не хотите, но и не по зубам, да? Вам этот Демон Огня был непонятен, как и мне. Потому что он не демон, верно?
Он задержал чашку в руке на полдороге к губам, покачал головой.
– Сэр Ричард, это уж совсем по-детски. Начну доказывать, что я все о нем знаю, а потом еще и прихлопну одним ударом, чтобы доказать свою мощь?.. И тем самым признаю поражение в споре с Творцом?.. Из-за такой мелочи?
– Это для вас мелочь, – сказал я с разочарованием. – Значит, ваша сфера деятельности всего лишь мораль?
Он ахнул, и, как мне показалось, непритворно.
– Сэр Ричард!.. А что тогда главное?.. Мораль – это то, что делает вас человеком!.. И от того, какая она у вас, станет ясно, кто победил в нашем споре с Создателем!.. Ваше здоровье!
Глава 12
Он сделал глоток с таким видом, словно смакует прекрасное вино. Я покачал головой, дескать, не понимаю таких намекиваний. Вино, создание Сатаны, привело к позору Ноя, с его помощью дочери Лота соблазнили отца и забеременели от него, дав начало инцесту в мире и рождению двух народов, да и Ева, как предполагаю, в пьяном виде не сообразила, что ею овладевает Сатана, а не Адам.
Я постарался вспомнить самое нежнейшее сахарное печенье, какое только пробовал, сосредоточился, и посреди стола появилось широкое блюдо с красивой, поблескивающей в лучах заходящего солнца на крупинках сахара горкой.
Он приятно улыбнулся, а я сказал ровным голосом:
