Снова закрыла глаза и приказала себе спать. В ту ночь впервые за долгое время мне приснился Анри. Во сне я видела серый туман, который клубился под ногами. Сквозь него будто даже проглядывали очертания деревьев. Сначала я была одна. Все шла и шла, стараясь найти кого-то, еще не понимая, кого. А затем туман вдруг рассеялся. Мы стояли и смотрели друга на друга. Анри молчал, а я пыталась сказать хоть что-то, но не получалось.
— Уходи.
Всего одно слово слетело с его губ, и я проснулась. Подушка была мокрой от слез, а за окнами разгорался рассвет. Поднялась с постели и села у окна. Всего лишь июль, а такое чувство, что с момента вынесения приговора прошел целый век. Сколько еще ждать? И есть ли, на что надеяться?
Так я просидела до утра. Спустилась к завтраку, скорее, по необходимости, и заметила, что матушка так и лучится довольством.
— Доброе утро, — поприветствовала её.
— Доброе утро, Полли. Как спалось? — спросила она.
— Замечательно, — привычно солгала я.
Долго молчать матушка не собиралась. Как только нам налили чай, она тут же оживленно защебетала:
— Ты вчера произвела настоящий фурор, дорогая! Меня только о тебе и спрашивали.
Уверена, скоро вся эта история с Вейранами забудется, и ты найдешь достойную партию.
Я предпочла не отвечать и не спорить. Хочется матушке так думать — пусть думает. Я же твердо знала, что за другого не выйду. И у меня были неоспоримые доводы.
— Надо же, тобой заинтересовались даже магистры! — Не скрывала восторгов мать. — Что тебе говорил магистр Эйлеан? Наверняка, пригласил на свидание?
— Нет. — Качнула головой. — Он всего лишь заметил, что я неважно себя чувствую, и предложил отвезти домой.
— Ну да, ну да. Учитывая, что магистр Эйлеан — крайне необщительный человек, то это уже можно рассматривать как признание в симпатии.
И матушка с таким довольным видом откусила булочку, будто уже видела меня женой Пьера.
— А магистр Кернер! — продолжила чуть позднее. — Вы так красиво смотрелись вместе, что все любовались. Еще раз убеждаюсь, что судьба знает, что делает. Видимо, тебе суждено гораздо большее, чем брак с графом Вейраном, Полина.
Да, большее. Найти убийцу светлого магистра в компании магистра пустоты, подозревая при этом темного магистра. Я едва не рассмеялась, хотя смешного в ситуации как раз ничего не было.
— На следующей неделе нас приглашают в загородное имение барона Вольдена. У него, кстати, есть сын, очень многообещающий молодой человек.
— Я не поеду.
— Поедешь. — Матушка кинула ложечку на блюдечко так сильно, что раздался звон. — Поедешь, как миленькая. Надо позаботиться о своем будущем. Я, конечно, буду рада, если ты выйдешь за одного из магистров, но все-таки и к другим кандидатам присмотрись.
— Я. Не. Поеду.
— Полина, это не просьба, — нахмурилась матушка. — Ты поедешь. Разговор окончен.
Не знаю, к чему привел бы наш спор, но в дверях появился слуга. Он держал в руках небольшой поднос с черным конвертом. Глаза матушки мигом стали огромными, как плошки.
— Письмо для мадемуазель Лерьер, — поклонился он.
Я протянула руку за конвертом, быстро распечатала его и прочла:
«Мадемуазель Лерьер, никак не могу забыть наш танец и хотел бы продолжить столь приятное знакомство. Надеюсь, вы не откажете мне в прогулке по Белому бульвару завтра в полдень. Магистр Фернан Кернер».
Глава 23
Анри
Моим постоянным спутником стал страх, и я ненавидел себя за это. Он пришел впервые тогда, когда я увидел умирающего Таймуса на полу в кабинете. Страх прорастал под кожу, впивался мелкими щупальцами. Я старался вырвать его оттуда, но не выходило. А затем начались бесконечные допросы и пытки. Меня лечили только для того, чтобы пытать снова.
Требовали признаться в том, чего не совершал. Страх подружился с болью. Каждый скрип двери обозначал, что сейчас боль вернется, но страх приходил раньше. И в минуту вынесения приговора он вдруг вырос и превратился в первобытный ужас.
Там, в темной сырой камере, я пытался вспомнить все, что знал о пустоте. Несколько часов… Вот и все, что осталось. Память подводила. По всему выходило, что пустота — это неведомое нечто, из которого крайне редко возвращаются. А если это все же происходит, то люди теряют рассудок. Я клялся себе, что выдержу. И думал о Полли. Только эта мысль все еще помогала держаться. О Полли, которая рискнула спуститься в мою тюрьму, которая не верила в мою вину. Я должен выстоять — ради неё.
Там, у врат пустоты, я увидел её всего на мгновение. Но есть мгновения, которые стоят вечности. Позднее все вспоминалось какими-то пятнами. Полли, а вокруг черные пятна — стражники, серое — магистр пустоты. Шаг — и врата закрылись.
Поначалу я ничего не увидел. Было… пусто. Затем постепенно чернота стала серой.
Серый туман клубился у ног, серые облака ползли по черному небу. Шаг, еще шаг. Страх радостно поднял голову. Мне придется здесь жить? Или умереть?
Вдруг я услышал плач. Пронзительный детский плач. Раньше, чем подумал, откуда в пустоте дети, я уже бежал туда. Плач звучал все ближе, и вдруг оборвался на пронзительной ноте. Девочка в тоненьком белом платьице сидела на огромном валуне. Она казалась бы обычной, если бы не абсолютно седые волосы.
— Кто ты? — тихо спросила она. — Морок?
— Нет, я — человек, — ответил ей. — А ты? Как ты сюда попала?
— Я всегда здесь и была. — Девочка спрыгнула с камня. — С тех пор, как меня заточили.
Кажется, я начинал понимать…
— Ты — пустота?
— Чаще всего меня называют именно так. — Моя собеседница серьезно кивнула. — Как твое имя?
— Анри.
— И зачем же ты здесь, Анри? — Она смотрела на меня взгладом более цепким, чем главный дознаватель магистрата.
— За справедливостью, — ответил я, а Пустота захохотала. Она вдруг стала выше и старше, и превратилась в женскую фигуру в сером балахоне. Капюшон надежно скрывал от меня её лицо.
— Справедливостью? Как глупо. — В голосе звучала насмешка. — Глупый-глупый Анри. Но я добрая. Я дам тебе шанс. Поцелуй меня.
— Что?
Но раньше, чем я успел пошевелиться, Пустота скользнула ко мне, вцепилась в плечи и коснулась губами губ. Я сразу продрог до костей.
— Вкусный! — радостно оживилась хозяйка врат. — Честный, да? Любящий. Глупый мальчик. Таких, как ты, слишком сладко ломать.
Я замер, не понимая, что происходит, а Пустота кружила вокруг меня в немыслимом танце.
Её ноги не касались земли. У неё и вовсе не было ног, и вскоре вокруг меня летел серый вихрь. А когда пыль осела, я находился в комнате с десятками дверей. Двери были вмурованы в пол, стены и даже парили в воздухе.
