– У вас, наверное, много вопросов, капитан? – спросил Глеб Александрович. – Задавайте, не стесняйтесь.
– Если честно, только один, товарищ подполковник. Почему здесь? Есть опасения?..
– Есть, капитан, есть. И не смутные, а довольно конкретные. Иначе бы я не городил такой огород.
– «Крот»?
Калашников кивнул.
– Возможно, даже не один. А нашему с вами делу посторонние уши категорически противопоказаны.
Седых отхлебнул горячего чаю и осторожно спросил:
– Насколько я понимаю, конкретно меня вы пригласили с определенным прицелом?
– Правильно понимаете, капитан. Именно у вас в управлении самый богатый опыт в операциях с кодом 200.
– Сейчас такая и планируется?
– Да.
– Кто объект?
Калашников достал из кармана фотографию 10 на 15 и подвинул по клеенке к собеседнику.
– На обороте информация о нем. Изучите, запомните и уничтожьте.
Седых мельком взглянул на фотографию, перевернул, пробежал глазами текст и даже чуть вскинул брови в удивлении.
– Даже так?
– Именно так.
– А можно мне будет узнать…
– Нельзя! – отрубил Калашников и, чтобы взять небольшую паузу, ложечкой помешал чай, который в этом совершенно не нуждался. – Вам же лучше, если вы не будете знать лишнего. Это в рамках сотрудничества наших структур – вот и все, что я могу вам сказать.
– Ясно, – посмурнел Седых. – Разрешите идти?
– Да не торопитесь вы, капитан! – с легкой досадой произнес Глеб Александрович. – Во-первых, вам понадобится кое-какая специальная экипировка.
Он залез в стоявшую около его ног спортивную сумку, извлек из нее упаковку с десятью ампулами синего цвета и поставил на стол.
– Стан? – Седых придвинул к себе ампулы. – А зачем так много? Объект в Зоне?
– Нет, скорее всего в Москве. Но запас карман не тянет. Да и объект у вас очень непростой. Теперь вот это. – На столе появилась коробочка с пятью черными бусинами пси-блокираторов. – Все заряжены под завязку. Берите-берите, капитан! Вам понадобится команда.
– Со всем уважением, товарищ подполковник, я…
– Да знаю я, как вы привыкли работать! Но тут случай особый. И дело не только в объекте… Даже не столько в нем. Я вам еще не все рассказал. – На стол легли еще две фотографии – молодой рыжеволосой девушки и коренастого шатена в камуфляже.
Седых вновь поднял брови.
– Три объекта? Их тоже?..
– Нет, капитан, не тоже. Соберите команду, которой доверяете абсолютно, ясно? Ознакомьте их со всеми тремя объектами (информация, как и на первой фотографии, на обороте). Все прочтете, заучите наизусть и тоже уничтожьте. Но этих двоих… доставить мне сюда живыми! Если не получится обоих, хотя бы мужчину.
– Понял. – Седых сделал паузу, перед тем как задать следующий вопрос. – А если это пойдет вразрез с первым заданием? Какой приоритет?
– Капитан, – устало проговорил Калашников, – у вас две миссии, и выполнять надо обе. Но если вдруг, паче чаяния, вопрос встанет ребром: либо код 200, либо эти двое… доставьте мне их, а потом уже…
Заканчивать Глеб Александрович не стал, но его собеседник был не из тех, кому надо все разжевывать. Дмитрий Седых поднялся, отставив в сторону кружку с недопитым чаем.
– Понял, товарищ подполковник. Спасибо за чай. Разрешите идти?
– Идите, капитан, идите… И сделайте мне одолжение – вернитесь живым, ладно?
* * *
Егор Проценко крепко зажмурил глаза, сжал кулаки и погасил чувствительность своего слуха почти до нуля. У него сразу же резко заломило виски. Этим и временной глухотой он каждый раз расплачивался за применение своих способностей дальнослышания. Стаж «лояльности» у него был невелик – чуть больше полугода, но благодаря своей редкой способности он считался очень ценным сотрудником как в АПБР, так и в ФСБ, куда его перевели недавно под руководство полковника Сердитых. Работа Егору была не в тягость. Он чувствовал себя на своем месте, востребованным, нужным… И не важно, что ему раз в месяц требуется вакцинация: лучше жить вот так, чем влачить существование жалкого неудачника.
И сегодня он снова докажет свою полезность общему делу. Да еще как докажет! Те сведения, которые он только что добыл, переоценить трудно. Нужно их как можно скорее сообщить полковнику Сердитых! Вот только глухота пройдет, и голову отпустит… Сейчас, сейчас…
Но вместо того чтобы отпустить, боль внезапно усилилась и распространилась на все тело. Словно судорогой схватило сразу все мышцы. Егор закричал и сам не услышал своего крика – слух должен был вернуться к нему спустя десять минут… Но, похоже, он уже не успеет это сделать. «Лояльный» рухнул на снег и стал корчиться.
Жуткая боль стала для него единственной реальностью, поэтому он не видел и не слышал, как к нему приблизились двое – мужчина и женщина. Мужчина бледный и светловолосый, с чуть красноватыми глазами – почти альбинос. Женщина полная ему противоположность – загорелая брюнетка, цвет глаз которой в данный момент определить было нельзя, ибо их полностью (вместе с белком и радужкой) заволокла чернота. Новая использовала свою силу, причем по полной программе. Альбинос опустился на корточки и коснулся руки Егора. «Лояльный» этого даже не заметил – его всего корежило.
– Притормози-ка, Лин, – обернулся к напарнице альбинос. – А то как бы он тут кони не двинул.
– А если дергаться станет?
– Держи на минимальной мощности. Теперь моя работа.
Егора чуть отпустило. Боль стала меньше, но мышцы по-прежнему сводило. В глазах стоял туман, а в уши словно ваты напихали. Если с ним что-то и делали, то он ничего не чувствовал. Поэтому пси-атака застала его врасплох: его и без того дохловатый ментальный барьер рухнул от первого же удара, и чужая воля ворвалась в его сознание, словно захватчики в покоренный форт.
– А вот теперь ты нам все расскажешь, – пробормотал себе под нос светловолосый Новый, глаза которого тоже стали совершенно черными.
И будучи не в состоянии противиться чужому ментальному приказу, Егор заговорил. Он сам себя не слышал, но не мог остановить словесный поток исповеди на заданную тему: все, как воспринял, дословно, благодаря своей памяти, в данном случае не фотографической, а магнитофонной… Это было жутко, мучительно и мерзко – почти как терзать свой организм рвотой. Наконец слова закончились, и Егор, измотанный до последней степени, откинулся на снег, уставившись почти невидящими глазами в хмурое декабрьское небо.
Альбинос поднялся, отряхивая коленки от снега.
– Порядок. Он сказал все. Уходим.
– Что с ним? – осведомилась женщина. – Кончаем?
Псионик хотел было ответить «да», но в последний момент передумал. И ухмыльнулся.
