Было бы глупо рассказывать ему, что инвестировать мне нечего, за исключением таланта. Если местные жители решат, что я приехал, чтобы вложить деньги в их город, они будут относиться ко мне гораздо дружелюбнее. Фэрфаксы спросили, как давно я знаю Гилпина и Роффи. Я упомянул, что мы познакомились в Вашингтоне в прошлом году. Генри Фэрфакс проявил интерес к моим друзьям. Мистер Роффи связался с Фэрфакеами совсем недавно. Он хотел, чтобы они поддержали проект аэропорта. Некоторые думали, что его можно устроить на Мад-Айленде, который находится поодаль от причалов. Я ничего об этом не знал, но высказал сомнение:
– Не знаю, достаточно ли велик остров. Расширение аэропорта в будущем может оказаться почти невозможным.
Они согласились.
– Но земля в Мемфисе не очень дешевая, – сказала Пандора. – Есть проекты строительства нескольких крупных отелей и других зданий. Вы, вероятно, видели, как идут работы. Все говорят, что Мемфис будет быстро расти. По крайней мере, все этого ожидают.
– Мы и сами так думаем, – заметил ее муж.
Она рассмеялась:
– Я называю это просто – воспользоваться случаем.
Небольшой деревянный дом в пригороде Мемфиса казался почти деревенским. У Фэрфаксов было электричество, но сейчас кабель порвался, и они освещали комнаты керасиновыми лампами. Это было очень приятное чувство – я как будто вернулся назад в прошлое, чтобы побеседовать о чудесах будущего. После ужина зашел знакомый хозяев, еще один летчик, майор Александр Синклер. Вел он себя очень просто, говорил прямо, но причины его визита показались несколько загадочными. Он недавно приехал из Атланты. Я спросил, знает ли он Тома Кэдвалладера. «Только по слухам», – сказал он. Майор вел себя слегка отчужденно, хотя, очевидно, прилагал все усилия, чтобы выглядеть общительным. Позже, после порции хорошего самогона, он проникся ко мне теплыми чувствами. Майора заинтересовало, что я был авиатором во Франции. Он, очевидно, успокоился, когда речь зашла о католической церкви, и я заявил, что, по-моему, папе римскому придется за многое ответить. Только очень сильный человек, вставший на антиклерикальные позиции, мог спасти Италию. Синклер упомянул о собственных приключениях в Европе и спросил, знаю ли я кого-то из его уцелевших товарищей. Я честно ответил, что летал преимущественно на Восточном фронте. Я находился в Экспедиционном корпусе союзников во время русской гражданской войны. Майор проявил огромный интерес к тому, что я думал о большевиках и евреях. Я довольно долго и откровенно высказывал ему свои суждения, оправдываясь, что он задел меня за живое. Но Синклер пришел в восторг:
– Вам не следует сдерживаться в разговоре со мной, полковник. Я полностью разделяю ваши взгляды.
Задумывался ли я когда-нибудь о выступлении перед обширной аудиторией на тему опасностей католицизма и большевизма? Я сказал, что любое предупреждение, которое я могу дать американскому народу, будет искренним и основанным на реальном опыте.
– Но я скорее человек действия, а не слова, майор Синклер.
Уже было очень поздно, и я заметил, что хозяева устали. Майор настаивал на том, чтобы отвезти меня в Мемфис, несмотря на то, что он собирался остаться у Фэрфаксов. Я несколько эгоистично принял его предложение. Мы сразу привязались друг к другу – подобное иногда случается с людьми, которые не имеют как будто ничего общего между собой. Мы оба, однако, были интеллектуалами, которые «верили в действие вместо плача», как выразился Синклер. Он высадил меня возле «Адлерс апартментс» в два часа утра, записал мой адрес и сказал, что будет ждать нашей следующей встречи.
На сей раз я ложился в постель в гораздо лучшем настроении, чем прежде. Новые друзья произвели на меня превосходное впечатление, особенно майор Синклер. Это были люди, с которыми очень удобно работать: проницательные молодые американцы, готовые к столкновению с опасностями современного мира и в то же самое время способные использовать в своих интересах огромные возможности, которые им открываются. Потом я снова оказался в положении какой-то светской знаменитости. В ближайшие дни я познакомился с другими жителями Мемфиса, молодыми и старыми, проявлявшими серьезный интерес к будущему своего города – и к будущему всего христианского мира. Сложившееся на Севере впечатление, что в южных областях люди старомодны и медлительны, оказалось совершенно ложным. Жители Дикси могли придавать огромное значение историческим традициям, но они верили в современные технологии и новые идеи. Все, чего им до сих пор не хватало, – это финансы, ведь с самого начала гражданской войны северные промышленники систематически обирали Юг. Американской экономикой до сих пор управлял Север, центром которого был Нью-Йорк. Владельцы плантаций, которых принуждали выращивать огромное количество хлопка, в самые урожайные годы узнавали, что их цены слишком высоки. Таким образом Нью-Йорк и Чикаго получали дешевое сырье. Но я прекрасно знал: если побежденной стране иногда недостает материальных богатств, то их недостаток зачастую компенсируется глубокой духовностью и величественной гордостью. Эти качества могли показаться нелепыми негодяям и саквояжникам, так точно изображенным мистером Гриффитом, но в итоге они всегда намного важнее бесчисленных предприятий с потогонной системой и вертящимися машинами. Эти качества дают людям способность ждать. Исключительное упрямство позволяет им определять сроки, выбирать нужные моменты, отыскивать особые методы действия. Я начал понимать, в какой мере это относилось к Мемфису. Не забывая о принципах, во имя которых местные жители участвовали в великой войне, город теперь готовился к тщательно продуманному движению вперед на всех фронтах. Мне это напомнило об Италии, которая очень долго страдала от папской тирании, а теперь готовилась ровным, спокойным шагом войти во вторую четверть двадцатого века.
Адские фабричные города с Севера, городская беднота, нищенские условия, которые, как и в русских городах, стали причиной анархии и волнений, – все это не для Мемфиса. Мемфис собирался перейти от хлопка и мулов к инженерному делу и сфере услуг. Здесь малочисленные рабочие силы могли существовать в идеальной окружающей среде, производя то, за что охотно заплатит весь мир. Я пользовался доверием самых влиятельных людей города. К моим мнениям прислушивался «Босс» Крамп
[205], которого все признавали важнейшим человеком в Мемфисе: харизматичный человек, наделенный огромной политической энергией и блестящей способностью вникать в суть дела. Его единственная ошибка заключалась в том, что он повернулся спиной к людям, которые очень хотели ему помочь. Но, если б не эта единственная ошибка, он мог бы стать настоящим южным Муссолини. Суждения «Босса» по негритянскому вопросу были просто гениальными. Они существенно расширили мой кругозор. Его планы на независимость Юга намного опередили свое время. Еще один дальновидный человек был тогда ведущим бизнесменом Мемфиса, создателем сети современных супермаркетов «Пигли Вигли». Он возводил для себя великолепный мраморный особняк розового, как свиная кожа, цвета возле Овертон-парка и однажды днем пригласил меня осмотреть наполовину построенный дворец. Евреи погубили его прежде, чем он успел поселиться в своем особняке. Звали этого человека, разумеется, Кларенс Сондерс
[206]. Я помню, что он проявил особый интерес к моим проектам автоматического магазина самообслуживания с электрическим управлением. Я полагаю, в конце жизни, продолжая отважно сражаться с объединенными силами Карфагена, которые к тому времени почти уничтожили страну, он попытался реализовать мою мечту. Однако его силы были подточены Великой депрессией. Люди, казалось, думали, что это какая-то природная катастрофа, вроде засухи или землетрясения. Спросите любого украинца, был ли землетрясением Сталин.
