В последующие дни я несколько раз встречался с миссис Трубшоу и наслаждался нашим общением, хотя иногда было трудно справляться с разными деталями нижнего белья, которые она никогда не снимала, подчиняясь собственным представлениям о морали. Как-то около полудня она принесла мне бутерброды и номер «Коммерческого вестника» с ужасными новостями, которые повлияли на мою дальнейшую жизнь куда сильнее, чем я мог предположить. «Рома» рухнул на Хэмптонскую военную базу. Этот полудирижабль, только недавно приобретенный в Италии, потерпел крушение, когда сломался рулевой механизм. Корабль взорвался при столкновении с землей, погибли тридцать четыре из сорока пяти членов команды. Я не смог даже доесть цыпленка под майонезом. Я оплакивал бедных летчиков. Величественная история воздухоплавания была написана кровью этих храбрых пионеров, которые, предвкушая радостные открытия, бросились в верхние слои атмосферы, не ведая, какая судьба их ожидала. Миссис Трубшоу поправляла бледно-голубые лямки комбинации.
– Что случилось, дорогой?
Я заплакал. Разочарованно вздохнув, она начала неловко успокаивать меня.
Финансисты настолько непостоянны, что почти любое мелкое изменение общественного климата может их напугать. Вот что я понял, когда окунулся в складки душистого шелка, хлопка и плоти и начал (поначалу с некоторыми затруднениями) искать утешение в женском очаровании миссис Трубшоу. Это случилось незадолго до того, как нас прервал громкий стук в дверь. Раздался голос, повторявший мое имя. Миссис Трубшоу узнала мистера Роффи. Она собрала свою верхнюю одежду и скрылась в маленькой гардеробной.
Роффи напоминал индейку, для которой уже купили топор к Рождеству, как говорили на Юге. Он, похоже, обезумел. В руке он держал смятую газету.
– Я не задержу вас надолго, полковник Питерсон. Вижу, вы уже прочитали отчет. Что вы собираетесь делать? Это может как-то нас коснуться?
– У нас есть аэродром и готовые самолеты. Вряд ли тут возможно какое-то сравнение. Вдобавок та машина была изготовлена даже не в Америке.
Он слегка успокоился, но не окончательно.
– Я все еще думаю, что это может серьезно повлиять на наш план. Если наши люди в Вашингтоне потеряют самообладание, то мемфисские партнеры тоже струсят. И с чем мы останемся?
– С солидным, практичным и ценным планом, мистер Роффи. – Я отыскал пояс своего халата. – Конечно, я понимаю ваши страхи. Но подозреваю, что это в худшем случае приведет к небольшой задержке.
– Вы куда спокойнее, чем я, сэр. – Невидящим взором он посмотрел на мою измятую постель. – И куда спокойнее, чем будут люди в Вашингтоне, учитывая, как разворачиваются события.
– Тогда нам нужно возродить их оптимизм.
Я был уверен в себе, его страхи не вызывали во мне сочувствия. Думаю, что после моих замечаний он попытался взять себя в руки.
– Проблема, полковник, состоит в том, как мы это сделаем. Они сохранят самообладание, если мы сами продемонстрируем его. Мы должны показать, что абсолютно уверены в будущем нашей компании.
– Может, еще одно интервью в газете? – предложил я.
Он безнадежно улыбнулся:
– Это может помочь. Но слов недостаточно. Не сейчас. Теперь нам, возможно, придется выложить деньги на стол.
– Я не понимаю вас, мистер Роффи.
Он вздохнул, пригладил пальцами шевелюру и откашлялся:
– Я готов достать сто пятьдесят тысяч долларов наличными прямо сейчас. Если бы каждый из нас инвестировал в компанию столько же, это показало бы, что мы совершенно серьезны. Это также помогло бы нам сохранить кредит. То, чего мы не получим от Конгресса, сможем раздобыть на месте. Тогда никаких потерь не случится. В этом городе очень многие зависят от нас даже теперь.
– Я понимаю, мистер Роффи. – Конечно, его слова поставили меня в тупик. Я заставил их поверить, что так же богат, как они, и теперь никак не мог отказаться от предложения, которое выглядело вполне разумным. – Мои деньги вложены в иностранные акции и банки.
Уверен, вы это осознаете. Я никак не смогу быстро раздобыть ту сумму, о которой вы говорите.
Он явно огорчился:
– Это может стать единственным нашим спасением, полковник, поверьте.
Когда он ушел, я вернулся в постель. Ко мне присоединилась миссис Трубшоу, с которой я разделил небольшую порцию кокаина из своих убывающих запасов. Она слышала только часть беседы и, конечно, была последним человеком, которому я мог довериться. Я осознавал, что положение мое не просто сомнительно, но также и, до некоторой степени, опасно. Во многих кварталах Мемфиса шестизарядный кольт все еще считался лучшим средством для решения вопросов чести.
– Мистер Роффи беспокоится из-за крушения дирижабля? – спросила позже миссис Трубшоу. – У вас был в этом деле финансовый интерес?
– В некотором роде.
Я не мог никому признаться, что фактически не имею средств. Все зависело от моих проектов, которые воплотятся в металле и дереве. После этого деньги, без сомнения, появятся. До тех пор я буду разлучен с Эсме. Я не мог смириться с этой мыслью. Эсме верила, что я скоро пошлю за ней. В Мемфисе от меня тоже многого ждали. Мой гигантский шестимоторный пассажирский самолет с четырьмя крыльями и четырьмя отдельными шасси должны были запустить в производство в следующем году. Местные фабрики ожидали заказов. Мой энергетический проектор радиолуча через несколько месяцев собирались представить в качестве опытного образца, а моя радиоуправляемая автоматическая посадочная система непременно украсила бы главную башню аэродрома, который следовало разместить в Парк-филде. Все модели сделаны, все проекты подготовлены. Все распланировано, и многие жители Мемфиса ожидали доходов. Как только мы получим новости из Вашингтона, как только подтвердится федеральное финансирование, основные финансовые игроки в Мемфисе непременно вложат средства, недаром город находится под контролем «Босса» Крампа. И вот теперь, похоже, все это может рухнуть, если мне не удастся раздобыть ничтожную сумму. Мне следовало, по крайней мере, попытаться собрать деньги.
Как только миссис Трубшоу отправилась на какую-то деловую встречу, я пошел в офис «Вестерн Юнион» и послал телеграмму в Париж Коле, единственному человеку, на которого я мог надеяться. Не осталось времени для тайн. Я написал: «Нужно сто пятьдесят тысяч долларов для важного предприятия, дело серьезное и безотлагательное. Питерсон». Я рискнул и в качестве обратного адреса указал почтовое отделение «Вестерн Юнион», Мемфис, Теннесси. Оператор заверил меня, что сообщит, как только последует ответ. Он дал мне копию телеграммы. Она позволила бы мне доказать мистеру Роффи, что я действительно хочу получить средства. Я позвонил своему партнеру в арендованный им дом на Поплэр-авеню, около Овертон-парка, – это был также наш рабочий адрес. Я сказал, что у меня есть кое-какая информация. Мистер Роффи предложил встретиться вечером в частном клубе «У Мэй» на Фронт-стрит.
В течение часа я бесцельно бродил по центру Мемфиса, разглядывал витрины, изучал столбы из кованого железа на тротуарах с покрытием – в наши дни таких, кажется, уже нигде не осталось, но они были очень удобны. Я купил шоколадных конфет в бумажном кульке, рассмотрел множество вывесок на Мэйн-стрит и в конце концов оказался в нескольких шагах от восьмиэтажной крепости, настоящей Новой Аркадии, которая на самом деле именовалась вокзалом Юнион. Войдя туда, я взял несколько листков с расписанием поездов, молясь о том, чтобы мне не пришлось покидать Мемфис так же поспешно, как я покидал некоторые другие города. Прошло еще слишком мало времени – Коля не успел бы ответить. Я сел в экипаж и поехал в Овертонский зоопарк. Там я провел впустую еще час, разглядывая нескольких несчастных представителей американской и африканской фауны. В сумерках я возвратился в «Адлер» и зашел в офис «Вестерн Юнион». Ответа на мою телеграмму не было.
