– Что случилось?
– Я, в общем-то, надеялся, что за дверью мальчик из «Вестерн Юнион». Мои агенты сообщают, что инфляция в Германии вызвала панику по всему континенту. Именно поэтому дела движутся так медленно.
– Весь наш план зависит от вашего взноса, полковник. Возможно, в Нью-Йорке у вас есть какие-то средства, которые можно перевести в наличные.
– Недостаточно. – Я больше не мог придумать никаких оправданий. Вскоре, если Коля не ответит, мне придется признать, что я на самом деле беден. Я полагал (возможно, это прозвучит абсурдно), что в таком случае моя жизнь может подвергнуться опасности. Наконец я добавил:
– Сегодня придет ответ. А пока не поможет ли моя долговая расписка?
– Лучше, чем ничего. – В голосе мистера Роффи звучали одновременно и страх, и подозрение.
Извинившись, я удалился в ванную и принял немного кокаина. Когда я вернулся, руки по-прежнему дрожали, но мне удалось составить документ, в котором я пообещал передать сто пятьдесят тысяч долларов «Мемфисской авиационной компании».
– Наличные скоро будут, – заявил я.
– Сегодня или никогда, полковник. – Мистер Роффи аккуратно свернул документ и убрал его в нагрудный карман. Медленно поднявшись на ноги, посетитель повернулся к двери. – Все зависит от вас. Завтра мы втроем будем стоять у руля большого предприятия – или нас вываляют в смоле и перьях и вышвырнут из города. Мы с мистером Гилпином дали гарантии банкам, сенаторам, конгрессменам, чиновникам и кредиторам. Если не будет ваших денег, мы разоримся. Это, конечно, очень плохо и для мистера Гилпина, и для меня. Мы – люди чести. Насмешки и унижения, вероятно, погубят Гилпина. Но ведь вам тоже придется несладко, полковник. Тюрьма? Вас, разумеется, вышлют. Куда, как вы полагаете? – Его рука дрожала, когда он подносил сигару ко рту. – Во Францию?
Эта перспектива встревожила меня больше всего. Меня арестуют, как только я сойду на берег в Гавре. Я выпроводил Роффи. Вдохнув немалую дозу кокаина, я принял ванну, переоделся, выпил теплый кофе, который приготовил сам. Мне следовало рискнуть и послать Коле еще одну телеграмму. Какие оставались варианты? И тут меня внезапно осенило. Наш эксцентричный итальянский друг когда-то предлагал мне связаться с его кузенами, добившимися успеха в Америке. Я составил телеграмму на французском и пошел в «Вестерн Юнион». Я отправил послание Аннибале Сантуччи в Рим по адресу «Ресторан Мендосы, виа Каталана». Я объяснил, что мне нужно на несколько дней взять взаймы крупную сумму. Знает ли он в Америке человека, который мог бы помочь? Ответ нужно прислать на имя полковника Питерсона. Я в панике отослал еще несколько телеграмм Эсме, сообщив, что люблю и не забываю ее, а также миссис Корнелиус, которую попросил связаться со мной как можно быстрее. Я сделал все, что мог. Когда я поднимался по лестнице в свой номер, миссис Трубшоу, которой я назначил встречу, вошла через центральную дверь и спросила обо мне. Она меня отвлекла, а мне это было необходимо. Остальную часть дня я провел среди ее застежек и бантов, в изысканном греховном разврате. Я потратил остатки универсального лекарства, которое местные жители называли «конфеткой». Миссис Трубшоу отметила, что мистер Роффи и мистер Гилпин выглядят как-то нехорошо. Она боялась, что они прожигают жизнь. Если они не научатся осторожности, смерти от сердечного приступа им не миновать. «Два старых прохвоста так и не выросли», – сказала она. К вечеру, когда миссис Трубшоу помчалась домой, чтобы приготовить ужин мужу, я еще не получил ответов на свои телеграммы. Мне предстояло снова встретиться с партнерами и дать убедительное объяснение тому, что денег пока нет. Я подумал о неудачном вложении акций, о незадачливых брокерах, которые поместили капитал в какой-то сомнительный фонд. Но эта история требовала подтверждений и доказательств. Я вновь облачился в лучший вечерний костюм, затем сел и стал ждать неизбежного стука в дверь. Я решил: если они не появятся в течение часа, стоит отправиться в ближайший публичный дом хотя бы для того, чтобы пополнить запасы кокаина.
В семь тридцать я надел пальто и потянулся за шляпой и перчатками. В это время раздался стук. Открыв дверь и увидев мистера Гилпина, я был потрясен. Его обычно румяное лицо побледнело. Кожа, казалось, обвисла – теперь он походил не на бравого вояку, а на заключенного, поникли даже его усы. Он без единого слова переступил порог. Я тотчас сообщил, что пока не получил новостей.
– Мы так и поняли, полковник. – Он тяжело вздохнул. – Мы делаем все, что можем, лишь бы потянуть время. Я хорошо разбираюсь в людях. Я знаю, что вы не бросите нас в трудную минуту.
– Я целый день посылал телеграммы во Францию, Италию и Англию.
Он как-то странно кивнул:
– Вы понимаете, что последствия могут быть самыми серьезными?
– Наш план абсолютно надежен. Конечно, препятствия могут задержать нас, но мы преодолеем все трудности.
– Это не так просто, сэр. Мистер Роффи дал твердые гарантии. Наши триста тысяч не покрывают этой суммы. Ваше участие – дело жизни и смерти. Роффи уже на грани, сэр. Он думает о самоубийстве. Надеюсь, что вы не испытываете никаких подозрений на наш счет…
– Я вам целиком и полностью доверяю, мистер Гилпин. Все проблемы – из-за ситуации в Европе. Почти все правительства замораживают финансовые потоки – для них это нечто само собой разумеющееся.
– Но ведь сто пятьдесят тысяч долларов – не такие уж большие деньги для вас, сэр? – Он провел рукой по волосам, которые пару дней назад напоминали белую львиную гриву. Сегодня этот лев был похож на дохлую кошку.
– Средства вложены в основном в ценные бумаги. Мои агенты делают все возможное. Я надеюсь получить средства взаймы у своего банка. Но пока никаких подтверждений нет.
Погрузившись в размышления, мистер Гилпин затуманенным взглядом окинул мою комнату. Потом он трагически посмотрел на меня:
– Поймите, все дело в семье Роффи. Он – человек чести. Если он поймет, что не сможет сдержать слово… – Гилпин снова вздохнул и устремил взгляд на мой письменный стол.
Полагаю, он начинал относиться ко мне с подозрением, но все-таки еще не хотел выражать свои сомнения открыто. Мое положение с моральной точки зрения было ужасно. Все мои выдумки могли теперь привести к гибели человека.
– До этого не дойдет, мистер Гилпин, – сказал я.
– Я добился небольшой отсрочки.
Он смотрел на меня так, как будто я лично убил его старого друга. Он ушел, не подав мне руки. Вскоре я вышел из дома и зашагал по Мэдисон-стрит. Трамваи звенели и дребезжали на холодных улицах, свет из кафе и магазинов не мог рассеять темноту. Свернув за угол, я оказался возле довольно респектабельного бара, в котором завел роман с работавшей за стойкой молодой девушкой из Чаттануги. Я постучал и вошел внутрь. Почти на последние деньги я купил несколько больших пакетов «конфеток». Я был настроен сделать все возможное, чтобы избежать скандала и спасти Роффи от разорения. Я провел ночь у своей подруги и наутро вернулся в квартиру. К моему счастью, пришла телеграмма. Сантуччи ответил. Он не потрудился сократить свое сообщение. Он был столь же многословен, как и в личной беседе. Мне повезло, он оказался в Риме.
