После того как турки уйдут, мы будем строить на этих руинах. Изящная современная архитектура станет соперничать с архитектурой древности. В небе будут парить на сверкающих крыльях бесшумные самолеты. Повсюду помчатся полированные стальные автомобили, серебристые дороги, извиваясь, протянутся между шпилями и куполами бывших мечетей, ставших храмами, посвященными нашему, греческому Христу. Здесь обретут воплощение все человеческие устремления и идеалы. Константинополь станет синонимом просвещенной умеренности. В эру благого господства электричества исчезнет паровая и нефтяная нищета. Ко двору Константинополя будут прибывать арабские продавцы специй, христианские магнаты, великие поэты, инженеры, музыканты. Все заживут в изумительной гармонии, каждый найдет свое место в мировом порядке. И править нашим городом-императором, если мои мечты воплотятся в жизнь, станет благородный, терпимый, дальновидный царь. Царь объединенного мира. Царь, радостно провидящий светлое будущее. В своем правосудии и мудрости он будет властвовать над всеми людьми. В этом замечательном месте, одновременно и столице, и саду, настанет вечное лето. Наука обеспечит светом и теплом яркий прозрачный купол, искрящийся всеми цветами радуги, столь же прекрасный, как купол самой Айя-Софии. Этот великий собор, символ нашего мужества и нашей веры, по-прежнему будет возноситься над семью холмами города. В городе будут разрешены все религии, но христианская станет главной, и величайшим ее воплощением окажется наша греческая литургия. Создание лучшего мира на земле возвестит о наступлении грядущего века. Этот мир станет образцом, на который будут равняться другие города и культуры. Наконец, благодаря постройке чрезвычайно мощной машины в основании города Константинополь сможет подняться в небеса.
Сначала я попытался втолковать эти мечты своим спутницам, но они слишком плохо говорили даже на своих родных языках, к тому же были необразованны. Иногда я чувствовал себя скорее деревенским учителем, чем прожигателем жизни. В конечном счете я удовольствовался созданием заметок, которые использую теперь. В 1920 году казалось, что мои мечты с легкостью могут стать явью. Я не мог еще догадаться о том, что, пока я строил в своем воображении лучшее будущее, турки, евреи и восточноафриканские отбросы замышляли всеобщую погибель. Они не допустили создания цветущего рая на земле, потому что в грядущем мире их ждала лишь скромная награда. Они разделили нас и теперь властвуют. Нашей основной целью стал компромисс – это самое подходящее название для нашего столетия. Тех, кто отказался пойти на компромисс, сломали и уничтожили одного за другим.
Я прожил в «Пера Паласе» меньше недели. Однажды утром я возвращался по Гранд рю, пробираясь среди спекулянтов и мелких торгашей, европейских чиновников в цилиндрах и сюртуках, солдат, моряков и светских женщин. Я чувствовал себя слегка уставшим и тут услышал, что меня кто-то зовет. Посмотрев на другую сторону улицы, я увидел майора Ная в хаки. Он остановился на перекрестке и махнул мне офицерской тросточкой. Позади него, в леопардовом пальто и такой же шляпке, стояла миссис Корнелиус. По дороге проехал автобус, потом турецкий мальчик длинной палкой расчистил путь, и я бросился вперед, позабыв об усталости. Я пожал руку майору и расцеловал миссис Корнелиус в обе щеки. Майор улыбнулся:
– Мы уже думали, что с вами что-то стряслось, дружище!
Но миссис Корнелиус пребывала в дурном настроении. Ее обычная приветливость исчезла, уступив место нервному напряжению. Она была накрашена гораздо сильнее обычного.
– Вы хворали? – спросил я.
– Ну, я не в оч х’рошей форме, д’лжна признать, Иван. – Она говорила тем самым «шикарным» тоном, к которому прибегала иногда в обществе некоторых англичан. – Ты как п’живал?
– Мне было трудно не беспокоиться, – сказал я. – Я очень волновался за вас.
Она не смягчилась. Майор Най объяснил, что они собирались выпить перед обедом, и тростью указал на двери небольшого бара:
– Подойдет, старина?
Мы вошли в полутемное помещение, и я с восторгом рассказал миссис Корнелиус о своем открытии: Коля жив! Я собирался отправиться в Лондон. Там я с легкостью определю его местонахождение и дам о себе знать. Выслушав меня, миссис Корнелиус помрачнела:
– Боюсь, эт бу’ет не так просто, Иван. Неск’лько дней назад я узнала, шо я – дерьмовая русская гражданка, ’фицально, по крайности. Из-за это’о черт’ва свидетельства. Я – твоя ж’на. Из-за то’о, шо мы так зарегистрировались на к’рабле.
– Но на самом деле мы не женаты. Что это значит?
Она замолчала и попыталась улыбнуться майору. Он заказал нам выпивку. Она понизила голос, обращаясь ко мне, ее глаза ярко сверкали:
– Я чертовски увязла, эт точно! – Потом она раздраженно добавила: – Я, мать твою, тя искала черт знат как! И ’де ж, черт ’обери, ты был? Теперь от тя зависит наша виза. Во шо вышло, вишь?
Майор Най вернулся к нам:
– Миссис Пьятницки объяснила, в чем ваши трудности. Положение мерзкое. Я пытаюсь связаться с соответствующими органами и решить проблему, но у всех слишком много работы.
Я сказал, что все понимаю. В конце концов, в Одессе я был офицером разведки, с теми же обязанностями и проблемами. Люди хотели оставаться людьми, но было очень много нуждающихся, и всем помочь не удавалось.
– Может, мы сумели бы получить въездную визу, если бы за вас поручился высокопоставленный российский офицер? – предложил майор.
Мы сидели рядом на барных стульях и смотрели на шумную улицу.
– Все мои начальники теперь мертвы, – пояснил я. – Если бы не миссис Корнелиус… госпожа Пятницкая… я разделил бы их участь. Есть капитан Уоллас, австралийский командир танкового экипажа, с которым я работал в прошлом году. Моим начальником был майор Пережаров – я служил офицером связи между Добровольческой армией и Экспедиционным корпусом союзников.
Майор Най вздохнул:
– Слишком мало бумаг и слишком много путаницы. Я сделаю все, что смогу. Возможно, свяжусь с Пережаровым, где бы он ни был. Но необходимо выйти на более высокий уровень, чтобы убедить французских, итальянских, американских и греческих военных. Кое-кто из русской армии тоже хочет с ними договориться. Документов почти нет. Тем не менее иногда подобные дела совершаются гораздо легче, чем можно ожидать.
Когда появилась самая слабая надежда на решение проблемы, миссис Корнелиус пришла в обычное настроение:
– Вытти замуж, попроб’вать и раскаяться п’отом, а, майор? Чин-чин. – И она допила свой коктейль. – Кстати, Иван. Эт баронесса спрашивала про тьбя.
– Я как благородный русский предложил ей свою помощь. Теперь оказалось, что она нужна мне самому. – Я задумчиво улыбнулся.
– Да, похоже на то. ’де ты был ’сю ночь? – Миссис Корнелиус, скромно поджав губы, прижала к ним край бокала.
Майор настоял, чтобы мы выпили еще. Я не мог рассчитывать на его помощь. Я был просто знакомым, одним из полумиллиона голосов в непрестанном шуме, разносившемся вокруг посольства. Я мысленно возложил все надежды на находчивость миссис Корнелиус. Следовало подумать также о корабле до Венеции. Не повышая голоса, миссис Корнелиус посоветовала мне успокоиться:
