– Ну ладно, аккуратней там. – Я думаю, Том готов вернуться ко сну. – Позвони мне, как выйдешь.
– Хорошо. Спасибо тебе. – Я надеюсь, он не спросит, за что, но благодарна ему, что он находится там ради меня, заботясь обо мне так, как я больше не могу ожидать ни от кого другого.
Я вспоминаю, как вскоре после рождения Молли Том сказал кое-что, не вызвавшее у меня большого отклика в то время. «Теперь ты всегда будешь матерью моих детей, – сказал он. – Всё изменилось, теперь между нами совсем иные масштабы. Что бы ни случилось, я никогда не перестану заботиться о тебе».
Я отмахнулась от него тогда, но теперь знаю, что он имел в виду, и от этого расстояние между мной и моей семьей кажется еще более невыносимо далеким.
Когда я заканчиваю разговор и возвращаюсь в участок, мое сердце трясется так же, как мои ноги, пока я волокусь к торговому автомату взять очередной кофе. Я жду, пока наполнится чашка, и тут ловлю в поле зрения детектива Роулингс в дальнем конце коридора, встречающую кого-то у входных дверей. Когда детектив отшагивает в сторону и яркий свет ламп заливает вход, я понимаю, что она разговаривает с Хейзом, который, вероятно, только что приехал. И хотя я должна с облегчением увидеть знакомое лицо, у меня лишь сильнее екает в груди.
Гарриет
В воскресенье утром, через восемь дней после исчезновения Алисы, Гарриет проснулась в шесть утра и вышла из дома. Первым делом она проверила и убедилась, что Брайан всё еще спит. Он спал, и это было неудивительно, так как он шуршал и скребся внизу большую часть ночи, как огромная мышь, и ушел в постель только под утро.
Гарриет заметила, что его привычки и режим сна изменились за последнюю неделю. Накануне он отправился на рыбалку, но прошел всего час, а он уже вернулся обратно домой, чтобы находиться вместе с Гарриет. И хотя она всегда первой ложилась спать, Брайан обычно вскоре следовал за ней. Однако в течение недели Гарриет лежала в постели одна, почти без сна, а Брайан бодрствовал до двух или трех часов ночи, бродя кругами под ней. Она понятия не имела, что он там делал.
Гарриет спустилась по лестнице, споткнулась о ботинки, приткнутые под вешалкой, и осторожно, чтобы не разбудить спящего мужа, открыла и закрыла за собой входную дверь. С чувством благодарности, что журналисты не ждут ее в такую рань, она глубоко вдохнула утренний воздух и забралась в свою машину.
Проезжая вдоль ближайшего участка береговой линии, Гарриет взглянула на скалы. Высокие и зубчатые, они отвесно спускались вниз к морю. Когда поднимался ветер, волны бились об эти камни. Неосвещаемая дорога считалась опасной в ночное время, и было несколько случаев, когда превысившие скорость автомобили вылетали за край. Помятый барьер-отбойник тянулся параллельно дороге, как отрезвляющее напоминание об этом.
Гарриет ехала еще минут пять, пока не добралась до крутого поворота, возле которого притормозила и свернула по каменистой дорожке вниз к автомобильной площадке.
Она любила это место. Сам пляж здесь был крошечным и очень галечным. Алиса всегда жаловалась, что ей не нравится идти по камням к морю, потому что ногам больно, но Гарриет находила его красивым. Она могла просто сидеть на берегу и шевелить пальцами ног в воде, прозрачной, как стекло, пока Алиса набирала камушки в ведерко.
Гарриет открыла багажник, вытащила небольшую сумку из-под одеяла для пикников и пошла к морю. Это выглядит так умиротворяюще, подумала она, когда стянула платье и положила его на камни. Поигрывая завязками своего красного купальника, она вошла в воду, осторожно, шаг за шагом, не сводя глаз с горизонта. Холод не беспокоил ее. Он притупил ее чувствительность, а ей и нужно было ничего не чувствовать, хотя бы только на мгновение.
С каждым шагом вода постепенно накрывала ее тело, дюйм за дюймом поглощая ее. Она подкрадывалась к ее бедрам, захлестывала талию, медленно поднимаясь к подмышкам, до тех пор пока Гарриет не погрузилась вся целиком. Она опустила голову под воду и держала ее там так долго, как могла, до нехватки воздуха.
Освобождение пришло мгновенно. Так происходило и раньше – Гарриет чувствовала анестезию, и вся ее боль куда-то уходила. И это было великолепное ощущение.
Но оно никогда обычно не длится особенно долго.
А потом Гарриет поплыла. Всё дальше и дальше, рассекая воду энергичными взмахами, поддерживая правильное кровообращение. Каждый раз, когда она опускала голову в воду, только основной инстинкт выживания возвращал ее обратно.
Хотя она и сказала Ангеле, что не умеет плавать, на самом деле бывали времена, когда Гарриет плавала в море каждую неделю, круглый год. Кристи, университетская подруга, втянула ее в это. Гарриет любила эйфорию, которую испытывала, позволяя воде поглотить себя. Ничто не могло сравниться с тем моментом чистого блаженства, когда она становилась частью природы, а та – ее частью.
Но в один день она это прекратила. Это случилось через шесть недель ее замечательных новых отношений с Брайаном. Он удивил ее, заявившись к ней с большой корзиной для пикника, и еще больше – когда проехал тридцать миль, чтобы отвезти ее на пляж.
«Я знаю, это твое любимое место», – сказал он, и Гарриет почувствовала, что проваливается в свою любовь еще глубже. Она вспомнила, как молилась, чтобы ничто не поставило под угрозу их отношения. Никто никогда не заставлял ее ощущать себя такой осо-бенной.
Брайан разложил на песке клетчатое одеяло. Они разговаривали, смеялись и кормили друг друга клубникой.
«Разве это не выглядит маняще?» – кивнула Гарриет в сторону воды, когда они, держась за руки, брели вдоль берега, шлепая по волнам, плещущимся вокруг их ног. Налетевшая волна, более высокая, чем до этого, быстро и сильно погнала бурлящую воду по направлению к ним. Гарриет вскрикнула от детского восторга, но Брайан отскочил назад с выражением нелепой паники на лице.
«Я пойду посижу на коврике», – сказал он и развернулся на пятках, не оставив ей другого выбора, кроме как последовать за ним.
Вернувшись к безопасному одеялу для пикника, Брайан, покраснев от смущения, признался, что не только не умеет плавать, но и вообще боится воды. Гарриет упрашивала его открыться и рассказать, почему, но чем больше она наседала, тем больше он уклонялся, пока в конце концов не выпалил:
«Это не то, о чем мне нравится говорить. Но кое-что случилось со мной в детстве, и я бы предпочел не думать об этом чересчур усердно».
Он отвернулся, и Гарриет ничего не ответила, а просто потянулась к нему, коснувшись его ноги. Брайан вздрогнул и тихо произнес:
«Моя мать была не слишком внимательна. Она думала – ничего особенного, если я зайду в море один, хотя мне было шесть лет. Она даже не заметила, что меня затянуло под воду, пока какой-то незнакомец ей не крикнул».
«Ох, Брайан, – сказала Гарриет. – Прости меня».
«Да это не проблема на самом деле», – отозвался он, резко сменив тон, и начал собирать незаконченный пикник. Гарриет поняла, что ей нужно что-то делать. День превращался в испорченный, и она уже чувствовала, как Брайан ускользает от нее. Со всепоглощающим чувством жалости и страха, что она может потерять его по-настоящему, Гарриет сказала первое пришедшее в голову – что она тоже не умеет плавать.
