Тот сидел в углу и старался не обращать внимание на пьяный гомон, распутные песни и веселых местных девок. Он следил за разносчицами еды, отмечая на клочке бумаги количество пивных кружек и тарелок, что те разносили, после чего плюсовал деньги в длинный столбец. Когда Волков сел рядом, монах обрадовался:
— О, вы! Говорят, барон управляющего сегодня на смерть осудил.
— Да Бог с ним, с управляющим, у тебя как дела?
— С деньгами как обычно, деньги идут, но будет хуже, чем вчера. Вчера, когда упыря вешали, много народу пришло.
— Завтра управляющего вешать будут, еще больше народу придет. С управляющим мы вопрос решили, а вот что с вурдалаком делать — ума не приложу.
— По чести говоря, я и сам не знаю, — сказал молодой монах, — думая об этом. Деньги считаю, а сам думаю. Понятно только одно — пока мы гул мастера не изловим, он так и будет людей в трупоедов обращать, а вам так и придется их развешивать.
— В том то и дело, — соглашался Волков. — Я надеюсь, что шар нам поможет.
— Который вы у ведьмы отобрали? Злой он, как он поможет?
— Пока не знаю, ты сам-то в нем что видел?
— Да муть одна. По сути, ничего и не видел.
— Вот и я по сути… — Солдат замолчал и случайно обратил внимание на девочку лет четырнадцати.
Та была в убогой одежде, босая. Она грязной тряпкой вытирала разлитое пиво со стола и лавки. Волков спросил:
— А это кто?
— Это? — Взглянул монах. — Это Агнеска, сирота. У нее одна бабка болящая, а девчонка тут пробавляется. За еду да деньгу медную.
Волков окликнул девочку и поманил рукой.
— Пойди-ка сюда.
Девочка послушно подошла, не выпуская грязной тряпки из рук, поклонилась.
— Как тебя звать?
— Агнес, господин, — ответила та.
Была она не очень красива, худа, невысока, абсолютно не развита как девушка, ряба, да еще малость косоглаза.
— Ты знаешь, кто я?
— Да, господин, вы наш коннетабль.
— Хочешь заработать пару крейцеров? — Спросил солдат, разглядывая ее.
— Коли вы мне блуд предлагаете, то напрасно. Истово верю я и свою душу чистую на серебро не променяю. И блуд вам предлагать — грех. Вам грех, — уточнила она.
— Да что ты, глупая, — сказал монах. — Господин коннетабль блуд тебе никогда не предложит. Такие, как господин коннетабль, — оплот церкви нашей.
— Тогда простите, — сказала девочка. — Если вам что-то прибрать, постирать или помыть нужно — то я согласна.
— А ты, значит, в Господа нашего истово веруешь, — заметил солдат.
— В Господа нашего верую, и церковь нашу чту, и пастырей наших почитаю. Все посты соблюдаю и ко всем обедням хожу, каждую неделю причащаюсь и все заповеди исполняю.
— Молодец, — одобрил солдат, кивая головой.
— А что же вам сделать нужно, господин? — Она смотрела на него, чуть кося левым глазом. — Я даже и не знаю, чем смогу помочь такому господину.
— Посмотришь в шар и скажешь, что видишь.
— В какой еще шар?
— В стеклянный, — сказал Волков.
— А к чему мне?
— Так надо мне.
— Ну, ежели вам надо, то погляжу. Авось, спина не переломится.
— Ну, пошли тогда, — Волков встал. — Монах, пошли, поможешь мне на коня сесть.
Солдату было стыдно, но нога разболелась так, что сесть на коня он сам не смог бы.
Монах ему помог, а потом подсадил к нему девочку на коня. Агнес была немного не в себе от волнения. Никогда в жизни она еще не ездила верхом на коне, никогда в жизни столь важный господин не уделял ей внимания. Так они и въехали в замок, а как только они въехали — за ним следом прибежал монах. Очень уж хотелось брату Ипполиту видеть, как Агнес будет смотреть в шар. Коннетабль не стал упрекать его в том, что он бросил трактир. Они втроем поднялись в башню, а за ними пришел и Ёган узнать, что там задумал господин.
Волков посадил девочку на кровать, не смотря на ее грязное платье и давно не мытые ноги, сам уселся рядом. Ёган достал из ларца шар и протянул его девочке, та, чуть опасаясь, взял его нежно, как живого, подержала в руках, улыбнулась неожиданно и произнесла:
— О Боже, какой он теплый.
Трое мужчин переглянулись. Теплым его никто не считал, а девочка стала гладить его, как зверька, а потом поглядела на Волкова и спросила:
— И что? Если я в него погляжу — то вы дадите мне два крейцера?
— Да, если поглядишь и увидишь там что-то — дам тебе денег.
— Ах, вот как, мне там нужно еще что-то и увидеть? А что?
— Не знаю, что увидишь. Хотя, мне интересует, где прячется вурдалак.
— Это такой, которых вы на площади вешаете?
— Нет, вешаю я его слуг, а мне нужно знать, где прячется их хозяин.
— И, что, вы думаете, что я, — она погладила шар, — смогу его там увидеть?
— Ну, пока не поглядишь — не узнаем.
— Хорошо-хорошо, — закивала головой девочка.
Она подняла шар, поднесла его к лицу и уставилась в него. Смотрела долго, все приближая и приближая шар к глазам. Солдат, монах и Ёган терпеливо ждали, а девочка начала хмуриться, как будто пыталась увидеть что-то далекое. Потом постепенно ее лицо становилось менее напряженным, а вскоре, когда шар почти касался ее носа, она вдруг заулыбалась. Волков, Ёган и монах старались не дышать, ожидая, когда девочка оторвется от шара и что-нибудь скажет. Вскоре так и произошло. Агнес аккуратно положила шар на перину рядом с собой, посмотрела на солдата и произнесла:
— Мне нужно раздеться.
— Совсем? — Спросил тот.
— Да.
— А зачем?
— Не знаю, но нужно.
— Нам, что, выйти?
— Как хотите, мне все равно, — вдруг сказала девочка, встала с кровати и скинула с себя ветхое, несвежее платье, потом снова села на кровать, абсолютно голая, взяла шар и поднесла его к глазам. Три взрослых мужчины смотрели на нее оторопело. У Волкова ее тщедушное тельце не вызывало ничего кроме чувства неловкости, да и у остальных, видимо, тоже. Они просто ждали, когда она, наконец, оторвется от шара, а она не отрывалась, только чуть улыбалась и продолжала глядеть внутрь шара.
— Ну? — Наконец не выдержал солдат. — Видишь что-нибудь?
Агнес его даже не услышала, тогда солдат потянул ее за руку, в которой девочка держала шар.
— Видишь что-нибудь?
— Не мешай! — Вдруг зло и резко ответила девочка, даже не глянув на него.
Ёган и монах удивленно переглянулись. Они и не знали людей, которые осмелились бы в таком тоне говорить с коннетаблем, но Волков не обратил на грубость девочки никакого внимания. Он просто отобрал у девочки шар, и та сидела на кровати голая, не понимая, что происходит, как будто проснулась в незнакомом месте.