— Так бери ее, бери! — Стала умолять девочка. — Скачи за коннетаблем, догони его и скажи, что бы обратно торопился, иначе беда будет.
— Да что за беда? — Не верил конюх.
— Да не могу я тебе сказать, дяденька. Сама толком не знаю, знаю только, что тебе нужно скакать за коннетаблем.
— Коли возьму этого конька — убьет меня, чертова Франческа.
— Не убьет, не убьет, коннетабль не позволит, бери эту лошадку.
— Ты эту Франческу не знаешь, она злобная!
— Приведешь коннетабля — не убьет. Скачи, дяденька дорогой. — Умоляла девочка.
— Ну ладно, — сказал конюх, подошел к кобылке, осенив себя святым знамением, взял ее под уздцы и повел к выходу из конюшни: — А что коннетаблю то сказать?
— Скажи, что Агнес увидела кровь в замке и коли он не вернется, крови будет много. Когда он вернется — я все ему расскажу.
Она что-то говорила и говорила, продолжая убеждать конюха, а конюх вдруг остановился у самого входа, замер, уставившись в сторону выхода, как будто увидел что-то страшное. Девочка тоже повернулась в ту сторону и от удивления и изумления выронила свои деревянные башмаки. На выходе из конюшни, загораживая проход, стояла служанка господи Хедвиги, Франческа. Была она широкоплечая с растрепанными волосами, всклокоченная и сильная. Смотрела на конюха исподлобья, а все платье ее зеленое, особенно правый рукав, было заляпано бурыми пятнами. На поясе у Франчески висел кинжал, страшная она была. Конюх и девочка молчали, перепугано смотрели на нее. Франческа молча подошла к конюху и вырвала у него из рук узду кобылки, отпихнула Агнес и легко, как мужчина, запрыгнула в седло. Не глянув больше в их сторону, служанка госпожи Хедвиги ударила пятками кобылку и выехала из конюшни. Секунду девочка смотрел ей в след, а потом зашипела, обернувшись к конюху:
— Все из-за тебя, олух!
— Да я то что? — Чуть испуганно отвечал тот.
— «Да я то что?» — Передразнила Агнес и пнула его в ногу, выбежала из конюшни, забыв свои деревянные башмачки.
— Ишь, зараза, какая растет, — только и произнес конюх.
Солдат и его люди до мельницы доехали быстро. Человека, который видел упыря, на мельнице они, конечно, не застали и чуть посовещавшись, решили ехать к кладбищу, а не к старому замку. Несмотря на отличную погоду, настроение солдата стало ухудшаться, всю первую половину дня он провёл в седле, и нога начинала болеть.
Таскались по болоту долго, даже разожгли факела, в склеп заглянули, в котором вурдалак жил — ни чего, собаки даже следа старых не нашли. Только два полуразложившихся трупа и всё. Солдат решил заехать на мельницу. Первый раз с мельником поговорить не удалось, не было его, когда приехали второй раз, после поисков, всё ему стало ясно.
— Так что за человек, тебе про упыря рассказал? — Спрашивал солдат мельника.
— В сапогах был, верхом. Одёжа добрая. Не местный.
— Из благородных?
— Без оружия был. Но руки не рабочие. Белые.
— Молодой, старый?
— Не молодой, да и не старый, ваших годов или чуть моложе.
— Красивый из себя?
— Да под капюшоном он был, но вроде как красив. Зубы у него белые, ни у кого здесь зубов таких нет.
— Белые, говоришь? — Переспросил Волков.
— Белее не бывает. — Произнёс мельник.
— Значит он это, — сказал Сыч. — Наверное, спрятался и ждал нас пока мы сюда проедем, а как мы проехали так к замку поскакал.
— Он, — согласился Волков, — вместе они тут промышляли с барским сынком. Того мы убили, а этот бежать решил, и нас из замка зачем-то вызвал. Что ему в замке нужно?
— Поедем и узнаем, экселенц, — произнёс Сыч. — Может и догоним.
— Нет, не догоним, уж больно много времени потеряли. Надо Агнес спросить, где он.
Обратно ехали коней не жалели, чувствовал солдат, что не напрасно его из замка вызвали. А нога болела уже не милосердно, но гнал и гнал он коня.
В замке был переполох, Волков въехал во двор не найдя на воротах стражников, сразу поехал к донжону, спрыгнул, едва сдерживался, что бы не пнуть кого то из дворовых, которые толпились у входа.
— Дорогу коннетаблю, — рявкнул Ёган, вслед за господином спрыгивая с коня.
— Коннетабль, коннетабль, — заголосили бабы.
— Ну, наконец-то, — сказал конюх.
Солдат растолкал всех и вошёл внутрь, и там, на столе увидал старого мёртвого слугу барона Ёгана. И Агнес, она вскочила, кинулась к нему.
— Господин, Франческа…
Волков подошёл к мертвецу оглядел его. У старика была искромсана вся шея, кровь видно рекой лилась, одежда вся была черна от неё.
Солдат молча посмотрел на Агнес, ожидая рассказа, его сейчас волновал только один вопрос, и девочка сразу поняла какой:
— Баронесса, жива, её Франческа порезала, но не до смерти, и молодой барон тоже жив, его она тоже ножом порезала, но живы они, их уже в монастырь повезли к монахам.
— Давно? — Спросил Волков.
— Как вы уехали, так она и начала всех резать. Так сразу мы и коня нашли у мужиков, и телегу и их отправили в монастырь.
— А зачем же она всех резала?
— Так деньги барона красть надумала, ларец взяла, открыла, а Ёган старый её и застал. Она его и резать взялась, да баронесса услыхала. А она и на неё кинулась. А потом и на барона молодого.
— Откуда знаешь ты всё?
— Баронесса говорила, пока лошадь ей искали.
Волков сел на лавку, стал тереть ногу, болела она. И подозвал слугу своего. Тот подошёл, и солдат сказал тихо:
— Собирай вещи, уезжаем мы.
— День то к вечеру пошёл, — так же тихо отвечал Ёган, — до утра не дотерпим?
— Нет, — зло рыкнул солдат, — сейчас поедем.
Ёган ушёл, а к нему подошла Агнес, стала ладонями трогать ногу, там, где болело. И говорила при этом:
— Видела я её. В стекле.
— Франческу? — Спросил солдат, с надеждой смотря на руки девочки.
— Госпожу, — бесстрастно произнесла та. — Её руки в воде. И с мертвецом она.
— Руки в воде? На болотах она, что ли где то?
— Нет, вода течёт вокруг рук её, на реке она, плывёт куда-то, — говорила Агнес и боль в ноге начинала затихать. — И мертвец ей служит. Их догнать можно.
Волков некоторое время молчал, думал, а потом, глянув девочке в глаза, сказал устало:
— Зачем? Пусть катятся. Не нужна она мне больше.
— Если нужно найду их. Поймаем их. Мертвеца убьём, госпожу вернём с позором, на верёвке приведём — пешую. — Со злобой говорила девочка.
— А тебе-то это зачем? — Спросил солдат удивлённо, не ожидал он от неё такого.
