— Теперь не нужен, — угрюмо потвердел Карл Тилль барон фон Рютте. Он опять косился на попа, который стоял рядом и слушал коннетабля с открытым ртом.
— Поэтому и награду мне отдавать нет смысла, да? — продолжал Волков.
— Вы не заслуживаете. Вы сами всё испортили, Фолькоф, вам предложили приехать к графу, чтобы принять должность, а вы отклонили предложение в грубой форме. Вы всё портите, вы убили миньона герцога, вы выпороли родственника банкира другого герцога, вы упустили золото, что вам причиталось, никто не виноват, что вы дурак…
— Да, я дурак, — сказал солдат, — умный бы давно раскусил вас. И уехал бы. Вы бесчестный человек, барон!
— Что, что ты мелешь! Что такое… Да как ты смеешь! Вон с моей земли, пёс безродный! Наглец, он будет оскорблять меня на моей земле, при моих людях, — рычал барон.
Все люди на площади молчали, и в ужасе раскрыв глаза, следили за бароном и коннетаблем.
— Пёс безродный! — Волков даже засмеялся. — Карл, как же так, ещё неделю назад вы называли меня другом, обещали свою дочь мне в жёны, что с вами произошло?
Волков говорил с издёвкой да ещё при попе, и пьяный барон это понимал, и вынести не мог. Он положил руку на эфес меча.
— Я сказал, вон с моей земли! — продолжал беситься барон.
— Эй, друг, Карл, ты что, хочешь вызвать меня на поединок? — Солдат откровенно издевался над бароном. — Я бы не советовал тебе это делать.
— Я убью тебя, пёс, — сказал барон, вытягивая меч.
Волков, чуть склонился с коня и перехватив движение барона, поймал меч барона за гарду легко, как у ребёнка вырвал его из руки и что было сил, кинул его подальше, за спины людей.
— Ах ты, пёс, — зарычал барон. — Эй, холопы, меч мне! Ищите! Где он?
Солдат его больше не слушал, он подъехал к сержанту и сказал:
— Пьяный он, убери его.
Сержант молча кивнул, побежал ловить барона, чтобы тот не сотворил чего. А Волков, подъехав к Сычу, наклонился и тихо сказал:
— Найди Агнес, скажи, что беру её с собой, тихонько уведи её и ждите нас на восточной дороге у моста, знаешь, где это?
— Знаю, экселенц, всё сделаю.
Волков огляделся, увидал стражников и крикнул:
— Факел мне.
Дальше он поехал к управляющему, что стоял среди людей в первом ряду:
— Крутец, в казне деньги есть?
— Нет, господин коннетабль, всё пошло на амбары и на новый трактир.
— А у тебя деньга имеется?
— Ну, немного есть личных сбережений.
— Дай мне семь цехинов, возместишь всё из казны, барон мне должен, но сейчас у него нет. Эта тварь, — солдат кивнул на Франческу, — его обворовала.
— Господин коннетабль, — замялся молодой управляющий, — у меня столько и нет, вернее, может быть, и есть, да надобно бумаги бы составить, понимаете…
— Понимаю, понимаю, — произнёс солдат, — вы помните, что обещали мне долю в трактире? А?
— Да, — кивнул управляющий.
— Оставьте долю себе. Мне дайте деньги сейчас.
— Конечно, можно, но надобно посчитать, какова будет прибыль, мы ж не знаем, сколько трактир будет приносить… чтобы вам семь цехинов сразу выдать. Мы ж пока даже народ не запустили. Вот народ…
— К чёрту народ, — рассвирепел солдат. — Я из-за вашего трактира рыцарское достоинство не получил. Давайте, сколько есть, и прекратите тут считаться со мной. Давайте деньги, чёртов купчишка!
— У меня только четыре кроны злотом, ну и талеров двадцать наберу ещё серебром, — испуганно произнёс Крутец.
Волков прикинул, что это меньше семи цехинов, но ему уже было плевать:
— Давайте сюда.
Молодой управляющий опустошил свой кошель, передал солдату целую пригоршню денег и спросил:
— А как же так случилось, что из-за трактира вы потеряли право на рыцарские шпоры?
— Эти ублюдки Гирши нажаловались своему герцогу на меня, за то, что отняли у них трактир, вот он и отказал мне, — произнёс солдат пряча деньги, — да и Бог с ним, проживу простолюдином, как-нибудь. Я вас не забуду Крутец.
Он протянул управляющему руку.
Тот пожал её.
А солдат заорал:
— Где факел, я сколько буду ждать?
Один из стражников уже бегом бежал, нес ему факел. Волков взял у него факел и поехал на центр площади. Поп подбежал к нему схватил за стремя, и попытался было с ним заговорить, но солдат сапогам отпихнул его:
— Пошёл вон.
Отец Виталлий упал.
А солдат слез с коня и закричал:
— Добрые люди Рютте и пришлые, вы все знает кто такая эта Франческа, спесивая ведьма, убийца и воровка, что с ней делать, решайте сами. Как скажите, так и будет.
— В огонь, — тут же заорал кто-то.
— Жгите её, господин.
— В ад её гадину, в Геенну!
— Так тому и быть, — произнёс коннетабль Рютте.
Вернее, бывший коннетабль.
Священник уже встал с земли кинулся к солдату, заговорил быстро, надеясь успеть уговорить его:
— Не в праве вы это делать, не вправе.
— Ты мне это уже говорил, — отвечал Волков, подходя к костру, — если таких, как ты, слушать — зло победит. Впрочем, ладно, послушаю тебя.
Поп опять попытался, что-то ему сказать, но он отпихнул его и заговорил с Франческой:
— Тут наш поп просит за тебя, может, ты хочешь, что-то сказать, покаяться перед людьми, просить прощения или пощады. Если хочешь — говори.
Франческа подняла голову. Все на площади затихли, стояли, прислушивались.
А она ещё раз обвела всех взглядом и заорала:
— Будьте вы все прокляты, прокляты! А особенно ты, — тут она даже плюнула в сторону солдата.
— Господи, несчастная, уймись, — умолял её поп.
Но она не унималась, продолжала орать:
— Проклинаю тебя, всё из-за тебя, сын портовой шлюхи…
Дальше солдат слушать не стал, а ткнул ей факелом в лицо как следует она и замолчал на полуслове.
— Жгите её, господин, — кричали люди, — в пекло её. Пусть летит к своему сатане!
— А я ведь тебе предлагал жизнь, — сказал солдат. — Ну, что ж, сама выбрала — гори, тварь.
Хворост занялся сразу, видно, был полит чем то, полетел дым тонкими струйками, побежали по вязанкам быстрые рыжие языки.
— Господи, Господи, — причитал отец Виталлий, — прости их, не ведают, что творят.
— Будь ты проклят, — ревела женщина, пытаясь вырваться из пут, что притягивали её к столбу. — Будь ты проклят.
