— Сколько здесь талеров? — Спросил барон. — Знаете?
— Ну, — начал солдат прикидывая, — один цехин равен почти двум гульденам еретиков. То есть шести имперским маркам. Значит около двадцати шести талеров.
— Ха-ха, — засмеялся барон. С такими знаниями вы могли бы стать менялой. Не зря вас, солдат, называют любителями сольдо.
Солдат не обиделся, он всегда хорошо считал и хорошо все запоминал.
— У лейтенанта Брюнхвальда я считал зарплату всей роте. Пока не зажило плечо, я помимо прочего был заместителем казначея роты.
— Да как вы все успевали?
Солдат пожал плечами.
— Впрочем, я не о том. Вы знаете, что это за деньги?
— Нет.
— Сколько вам платили в гвардии?
— Здесь денег, — солдат указал на кучку золота, — на два с лишним года службы в гвардии какого-нибудь герцога.
— Я не герцог, но готов отдать вам эти деньги за то, что бы вы поработали на меня. — Он смотрел на Волкова, ожидая его реакции.
— И что же вы хотите? — Солдат удивленно поднял брови.
— Мой коннетабль убит. Найдите тех, кто заказал убийство сына моего друга. Выясните, куда деваются мои люди на моей земле. Узнайте, кто бродит по болотам. Поймайте его или убейте. Разберитесь с моими старостами, если считаете, что они воруют. Наведите порядок в моем феоде, и эти деньги будут ваши.
Солдат был немного ошарашен. Он не ожидал такого, он понимал, что барон пьян и, возможно, завтра не вспомнит о своем предложении, поэтому не знал, что ответить.
— Ну, что вы молчите?
— Я думаю, господин барон.
— А что тут думать? Перед вами деньги лежат. Или думаете, что я вру? Нет, я не вру. Хотите, я напишу вам бумагу и дам вам два цехина вперед? Прямо сейчас. Но вы мне должны обещать… Ведь я хочу, что бы вы выяснили, кто виноват вот в этом, — его палец без ногтя снова стучал по бумаге, лежащей на столе. — Я хочу знать, кто убил моего коннетабля.
— Наверное, вы были хорошим воином, но торговец вы никудышный.
— Что? Это почему еще? — Удивился фон Рютте.
— Вы предлагаете огромные деньги первому встречному. Предлагаете важную должность человеку, которого не знаете.
— Как же не знаю? Мы же были с вами в одном строю, в одном сражении. Вы же служили в гвардии, а туда, кого попало, не берут. Да и взялись же вы помочь моему коннетаблю.
— Во-первых, барон, в гвардии хватало и мерзавцев, и проходимцев, и трусов. Да и в одном строю вместе с вами мог стоять вор.
— Так вы вор или лжец?
— Не то, и ни другое. Но я мог бы быть и тем, и другим.
— К черту болтовню, — барон одним глотком допил вино из кубка. — Вы согласны или нет?
— Нет, господин барон, извините, но нет, — твёрдо сказал солдат.
— Нет? — Искренне удивился барон.
— Нет, простите уж великодушно, но я еду домой. У меня была мать и две сестры, я почти двадцать лет их не видел. Я писал им, они мне не отвечали. Я хочу знать, что с ними.
Барон смотрел на него недоверчиво:
— Может, вам мало денег? Мы можем поговорить об этом.
— Нет-нет-нет, дело не в деньгах, господин барон. Будь у меня время и силы, я бы согласился помочь вам, а так…
— Честно говоря, я не ожидал, — произнес барон. — Не ожидал, что солдат пренебрежет золотом.
— Да с чего вы взяли, что я вообще справлюсь?
— Что ж вы думаете, я дурак? Я опросил людей, что общались с вами. Сержант приводил мне посудомойку из харчевни, и она клялась, что вы один одолели ламбрийцев. Я опросил своих дуроломов о стычке с вами. Признаться, они вас побаиваются, а они у меня не очень то и робкие. Вы хладнокровный и умелый воин, ну, а то, что вы умнее всех, кто меня окружает, и, может быть, даже умнее меня самого — так это видно любому.
— Барон, я почти одноруки и хромой. Я ищу тихого места и спокойной жизни, — солдат помолчал, заглянул в кубок и потер подбородок. — Вам нужен железный кулак, закон феода, экзекутор, вешатель, знающий всё и всех. Я не подхожу вам на эту должность. Завтра, на заре, я хочу уехать лечиться. Мне даже в седло не сесть без помощи слуги.
— Завтра? Вы хотите уехать завтра? Дьявол. Я думал, мы хотя бы еще выпьем.
— Неужто вам не с кем выпить?
— А с кем? Все соседи, с кем я ходил воевать, померли. Их отпрыски — сопляки, которые не то, что на войну, даже к барьеру не выезжали. Расфуфыренные ничтожества в перьях, которые тратят всё, что у них есть, на шелка, специи да дорогих лошадей. А, чуть не забыл, да еще и навозные жуки.
— Жуки? — Не понял Волков.
— Ну да, рыцари, — барон усмехнулся, — которые только и делают, что ковыряются в земле вместе со своими холопами. Разве что к сохе сами не становятся. Я тут недавно одного из таких обозвал болваном, — барон погрозил Волкову пальцем, — болваном! При слугах! Что, думаете, он за меч схватился? Перчатку мне кинул? Потянул к барьеру? Черта с два! — Барон снова грозил пальцем и засмеялся. — Он сделал вид, что не заметил! У них все мысли о быках производителях, да поднимется ли пшеница после дождей. И никоих поединков. Им хоть в морды плюй.
— Ну, вы старый вояка, с вами опасно связываться, — Волков налил вина себе и барону. — Возможно, он просто решил быть благоразумным.
— Именно! — Заорал барон, хватая кубок. — Они тут все благоразумны, у них нет выбитых зубов, у них нет отрубленных пальцев, у них лица как у женщин!
— То есть? — Не понял Волков.
— Вот у вас шрам на правом виске, откуда? Свежий еще.
— Зимой болт пробил шлем.
— Вот, зимой получил, а у них нет вообще никаких шрамов. И разговоры у них про цены на шелк да на шафран, про урожаи, да про то, что хмель нынче дорог, да про лошадей. — Барон почти орал все это в лицо солдату. — А еще они говорят про то, во что был одет герцог, парчовые у него портки или бархатные, да хранит Господь его августейший зад. А еще они говорят про золотые шпоры.
Он выговорился, сел и откинулся на спинку кресла и теперь сидел, поигрывая кубком, и продолжил:
— Мой последний боевой товарищ умер, его дочь пропала, сына убили, а я даже не могу наказать тех, кто в этом виноват. Потому что я не знаю, кто всё это делает!
Волков ничего не ответил, молчал.
— Значит, вы не возьмете деньги? — Спросил барон, чуть успокоившись.
— У меня нет уверенности, что я справлюсь, господин барон, я устал. Я болен.
— Судя по всему, вы честный человек, и вас нельзя отпускать. — Фон Рютте, смотрел на Волкова с прищуром. Он грозил ему пальцем. — Нельзя!
— Господин барон, мне пришлось завести слугу, потому что я сам не могу одеться…
