— Да, я слыхал об этом, конечно, — произнес барон, понимающе кивая головой. — Война идет почти тридцать лет, и чума уже почти три года.
— Да еще такие мерзавцы как фон Бок и Беренштайн.
— Да? И что же они? Хуже чумы?
— Жадность хуже чумы. Фон Бок из жадности прекратил платить солдатам зарплату и заявил: «Пусть война кормит себя сама». Солдаты, естественно, взбесились и стали свирепствовать в землях еретиков. Те, естественно, стали зверствовать в наших. Я видел костер, в котором за один раз сожгли тридцать шесть еретиков. Чтобы не тратиться на дрова их загнали в их убогую церковь и подожгли. А ещё я видел дорогу, где еретики развесили сто пятьдесят мужиков за то, что те отказались мочиться на иконы. В общем, барон, от войны все устали. И они, и мы, — Волков встал. — Я благодарю вас, барон, за прекрасный ужин, давно так хорошо не ел.
— Эй, Яро, вы куда? Какого черта? Куда вы собрались? Рано еще.
— Мне нужно поговорить со служанкой вашей дочери, хотелось бы зайти до темноты, иначе это будет невежливо.
— Да к дьяволу служанку! Давай выпьем? Так хорошо сидели. Садитесь.
— Барон, — солдат не стал садиться в кресло, — я должен выяснить, кто написал это письмо, а завтра рано поутру я должен быть в аббатстве. Извините, — Волков поклонился.
— Ну, как знаете, — разочарованно произнес барон.
Волков вышел во двор замка. Близился вечер. Шёл дождь, но все стражники замка были во дворе и занимались соей амуницией. Не глядя на них, он пошел к донжону. На первом этаже большой башни был склад и огромный стол, за которым сидел один из стражников. Это был самый старый стражник барона.
— У тебя здесь пост, или ты просто так здесь ошиваешься? — спросил Волков.
— Не ошиваюсь, господин, тут всегда был пост у склада.
— А казарма где?
— Этажом выше, где кухня, где людская.
— А где ж тогда покои госпожи?
— Так они еще выше. Туда можно либо через кухню, либо по стене через левую башню.
Волков пошел было вверх, но стражник его окликнул:
— Господин, через кухню к молодой госпоже вы не попадете, она ту дверь не отворяет.
— А как же к ней попасть?
— Так по стене. Она сама по стене к себе ходит.
Волков пошел на стену, чтобы поднять на неё ему пришлось идти к своей левой башне. Оттуда, по стене, мимо своих покоев, он дошел до крепкой двери. Солдат потянул за ручку, открыл дверь и… увидел ангела.
Именно ангела. По-другому назвать это создание было нельзя. Естественно, это была женщина, молодая женщина, и она была прекрасна. Ее пшеничные волосы были идеально уложены в высокую прическу. Ее глаза цвета туч были по-лисьи раскосы и смотрели на солдата толи с вызовом, толи с презрением. Черты лица молодой женщины были ангельски безукоризненны. Она была невысока, и дорогой плащ скрывал ее плечи и фигуру, но Волков ни секунды не сомневался, что и фигура этого ангела близка к совершенству. И тут она заговорила:
— Кто таков? — высокомерно спросил ангел, ангельски чистым голосом.
И форма вопроса, и тон сразу все расставили на свои места. Таким тоном такие вопросы задают господа своим холопам. Волков сразу понял, что перед ним дочь барона. Обычно холодный и спокойный солдат чуть замешкался с ответом, и вместо фразы, которая могла бы их уровнять, типа: «вам бы следовало знать, кто я» или «не думаю, что это вас касается» он, чуть не заикаясь, промямлил:
— Я коннетабль вашего батюшки.
— И что тебе здесь нужно, коннетабль батюшки? — Язвительно произнесла красавица.
— Я хотел встретиться с вашей служанкой.
— Зачем? — В голосе девушки слышалась насмешка, — тебе, что, нужно кружева нашить, или сделать укладку волос как у меня?
— Нет, — смутился солдат. — Я хотел задать ей пару вопросов.
— Может, ты хочешь спросить, не станет ли она твоей женой? Так вряд ли такой дурень ей нужен. Она тебе откажет.
— А вам-то откуда знать? — Вдруг с раздражением спросил Волков.
В ответ девица хмыкнула и спросила:
— А что с твоей рукой? Что за увечье?
— С кровати упал. — Зачем-то ответил солдат и сам не мог понять, зачем.
— Еще и хромаешь к тому же. Что ж ты думаешь, увечный да хромой может заинтересовать мою служанку? Или может быть ты богач?
Волков поймал себя на мысли, что он собирается сказать, что он не беден, и что есть женщины, которых он мог бы заинтересовать и без денег, и что он хоть и хром и пока что однорук, он еще многим мужам может преподнести урок, и еще кучу всякой дури похожей на оправдание. Но вместо этого солдат вздохнул и сухо произнес:
— Мне нужно поговорить с вашей служанкой.
Она посмотрела на него даже не с насмешкой, она посмотрела на него с презрением и сказала:
— Перебьешься, — и попыталась закрыть дверь.
— Нет, не перебьюсь, — начинал злиться солдат, подставив ногу, он не дал запереть ей дверь, — сейчас я пойду к барону и получу его одобрение и отправлю к вам сержанта и пару людей. И сержант приволочет вашу служанку либо за ноги, либо за волосы, и я задам ей все вопросы, которые хотел задать.
Он уже взял себя в руки и говорил все это медленно и с расстановкой глядя ей в глаза. Первое смятение прошло, и он уже полностью владел собой, хотя эта белокурая женщина его просто взбесила. Солдат продолжил:
— И даже если барон не даст мне своего согласия, я подкараулю вашу служанку либо во дворе, либо на стене, и все равно с ней побеседую. Вам ясно?
Теперь красавица его уже не презирала, теперь она смотрела снизу вверх, исподлобья.
— Задай вопросы мне, если они пристойны, я тебе сама за неё отвечу.
Волков едва заметно кивнул и спросил:
— Ваша служанка из Ламбрии?
— Из тех мест.
— Она грамотна?
— Нет, — без запинки ответила молодая красавица глядя ему прямо в глаза…
— У нее здесь есть родственники или земляки?
— Нет, она здесь одна.
У Волкова вопросов больше не было, вернее, вопросов не было к госпоже, а служанке он задал бы еще десяток и он произнес:
— Спасибо.
— Если у тебя будут еще вопросы, и ты захочешь их задать, пришли сначала своего холопа, чтобы получить разрешение на это. — Холодно произнесла красавица.
Солдат ничего не ответил, он повернулся и пошел к своей башне. Он шел, пытаясь не хромать. Так, не хромая, он дошел по стене до своей башни, закрыл дверь и перевел дух. Здесь по-прежнему воняло кошками, а его самого потрясывало. Давно, давно его никто так не выводил из себя как эта… женщина. Надменная и заносчивая до хамства, каждым своим словом пытающаяся оскорбить, унизить.
