— Все ясно?
— Ясно, господин рыцарь, — отвечал один из бойцов.
— И не вздумайте бежать, увижу, кто побежит — сам убью.
— Значит, драка будет? — Спросил один из стражников.
— Я постараюсь этого избежать. Нам нужно забрать у них баб.
— Значит, будет драка, — произнес второй.
— Думаешь?
— Ну, а кто ж по пьяни баб отдаст?
— Посмотрим. Читайте молитву, кто знает, и пошли.
— Коннетабль, а сколько вы сможете собрать людей, если мы заберем у них женщин?
— В замке сержант и два человека, но барон их брать не позволил. Шестеро на заставах охраняют дороги. Солдат остановился, коннетабль и его люди остановились тоже.
— Что с вами, коннетабль? Волнуетесь?
— Ну, я… не то что бы… нет, я готов сразиться.
— Это ваше первое дело?
— Ну, я пока что только конокрадов ловил, дезертиров отгонял, дебоширов из трактира в подвал сажал. А вот так… чтобы вот с такими… ну, это первый раз у меня.
— Да не волнуйтесь вы, я думаю, сегодняшний день мы переживем.
— Да?
— Да. Вежливо попросим вернуть баб. Вернут — мы уйдем. Не вернут — мы тоже уйдем. Пойдем собирать людей. И чем больше соберем, тем меньше у них будет охоты с нами драться. Ясно?
— Ясно, — сказал коннетабль.
— Ясно, — сказал один из людей коннетабля.
— Ну, тогда с Богом, — произнес Ярослав Волков и толкнул дверь в харчевню.
В харчевне было на удивление светло и тепло. В очаге горели дрова, абсолютно голая, простоволосая женщина, большой деревянной ложкой перемешивала что-то в большом котле на огне.
— Ой, — сказала она и присела на корточки, чтобы скрыть наготу.
Солдат осмотрелся, еще одна голая женщина лежала на полу между лавкой и столом. Над ней, за столом, сидел длинноволосый дезертир. Он был бос, и свои босые ноги поставил прямо на женщину. Еще один дезертир лежал на лавке у стены, а двое других уже стояли посреди харчевни. Один здоровенный детина так же был бос, и кроме штанов на нем был дубленый тулуп обшитый синим атласом, вещь была дорогая, но детине явно не по размеру. Он на нем едва бы застегнулся. Детина, словно хворостиной поигрывал вполне себе увесистой секирой. На втором была дорогая, двойной кожи подкольчужная рубаха, добрые сапоги, и он сжимал копье. На его левой руке у мизинца и безымянного пальца не хватало фаланг. У того, что сидел за столом, через всю левую часть лицо шел шрам, а у здоровяка не было половины левого уха. Тот, что лежал на лавке, встал, потянулся, взял не спеша копье, и тоже вышел на середину.
«Да, — подумал солдат, — народец резаный-рубленый, как бы коннетабль с его людьми не сбежали, глядя на них» — и произнес:
— Здравы будьте, братья-солдаты.
— И тебе, брат-солдат, здравым быть. — Отвечал тот, кто был в кожаной рубахе с заметным южным акценттом.
— Вдоволь ли у вас хлеба, братья-солдаты? — Спросил Волков.
— Горек хлеб солдатский, — заговорил тот, что встал с лавки, у него была рассечена верхняя губа, и не было зуба, он пришепетывал. — Из крови и грязи хлеб солдатский и его у нас вдоволь.
Он тоже говорил с акцентом. У солдата сомнений не было, это были ламбрийские наёмники.
На этом церемониальная часть была закончена, и тот, что был в кожаной рубахе, спросил:
— А что это вы так долго под дождем стояли? Стеснялись зайти, а, брат-солдат?
— Не хотели вас тревожить, брат-солдат.
— А что за люди с тобой, брат-солдат? — В каждом слове ламбрийца помимо акцента слышалась едкая насмешка. — Один, кажется, балаганный арлекин и два церковных попрошайки. Зачем ты их сюда привел?
Сидевший за столом лохмач весело заржал, двое других ламбрийцев тоже засмеялись.
— Нет, брат-солдат, это люди барона, — ответил Волков. Он окончательно убедился, что шанс победить этих людей в бою у них не было. Не смотря на то, что они без доспехов, не смотря на то, что они чуть пьяны, они зарежут всех за минуту.
«Сначала коннетабля, который стоит, разинув рот и выпучив глаза, он и мечем взмахнуть не успеет. Затем один займется мной, а остальные быстренько зарежут двух деревенских вояк, а потом всё… Мне конец, — думал Волков, — надо отсюда убираться».
Подтверждая его мысли, щербатый зашел справа, с той стороны, где нет щита, и встал в трех шагах.
— А-а, так это люди барона, — произнес ламбриец в кожаной рубахе. — Что-то мало у барона людишек.
— Так это не все, — ответил Волков.
— Ах, не все? А ты, брат-солдат, случайно не коннетабль?
— Нет, коннетабль он, — кивнул Волков на мальчишку. — Знаете, братья-солдаты, мы, пожалуй, пойдем.
— Куда же вы? — Засмеялся ламбрией в коже.
— А как же бабы? Мы же хотели забрать у них баб. — Произнёс коннетабль.
— Бабы? — Переспросил Волков и прошептал тихо. — Черт с ними, с бабами. Самим бы живыми уйти.
И тут он услышал звук, который не мог перепутать ни с чем. Чик-чик-чик-щ-щ-ёлк. Он не видел, что делал за столом лохматый ламбриец, но он прекрасно знал. И он ему крикнул:
— Брат-солдат, а не арбалет ли ты там натягиваешь?
— А хоть и арбалет, — задорно ответил лохматый из-за стола.
— А зачем тебе, брат-солдат, арбалет?
— А зачем ты, брат-солдат, вошел сюда с обнаженным мечом? — Сразу спросил лохматый арбалетчик.
— Мы уже уходим, — ответил Волков.
— Да уже нет, теперь то обождите, — ответил кожаный сухо и коверкая слова.
— Успокойтесь, братья-солдаты, — произнес Волков. — Давайте разойдемся без крови. — Он оглядел ламбрийцев: ни тени улыбок, и хмеля как не бывало. Сосредоточенные, готовые. Волков понимал, что сейчас может все начаться, и сказал: — Оружие у всех острое. И один только Бог знает, кто выйдет отсюда живым.
— Мы тоже знаем. — Ответил ему здоровяк в тулупе на совсем плохом языке.
— Так кто из вас коннетабль? — Снова спросил кожаный.
— Я коннетабль, — ответил мальчишка храбро, — и мы пришли забрать наших женщин.
— Так, значит, это ты? — Кожаный был как будто удовлетворён.
И тут лохматый, что сидел за столом, тихо свистнул. Сразу после этого ламбриец в кожаной рубахе ударил древком копья в пол. И всё началось, завертелось, без слов и предупреждений. Тонко тенькнула тетива арбалета, болт глухо звякнул о шлем и вошел в него почти до оперенья. Волков даже не успел подумать, в кого попало, а мальчишка коннетабль, выронив меч, сложился и упал на колени, а потом ткнулся лицом в пол.
— Режем! — Рявкнул кожаный и двинулся на Волкова.
