На пороге стоял один из стражников, тот, что дежурил ночью на воротах.
— Ну, — спросил Волков.
— Господин коннетабль, какой-то бродяга пришел, вас желает видеть.
— Ты дурак? Ты что меня из-за бродяги разбудил?
— Он говорит, что он ваш человек, и говорит, что дело срочное.
— Не дай Бог, я этого бродягу не знаю, — предупредил стражника Волков, показав ему кулак.
— Он божится, что он ваш человек, — чуть испуганно произнес тот. — Говорит, его Сычом кличут.
— Сычом? — стал припоминать Волков. — И что он тебе сказал?
— Ничего. Говорит, вас видеть хочет.
— Ёган, сапоги.
Они спустились во двор замка, там, у костра коротал ночь второй стражник, а с ним был тот самый Фридрих Ламме, по кличке Сыч. Сыч поздоровался, и, отведя солдата в сторонку, тихо заговорил, почти зашептал.
Одежду он так и не постирал, а помимо запаха давно не стираного тряпья, от него несло дурным пивом и чесноком, но солдат был привычен к мужскому духу.
— Всю ночь в трактире заседают — трактирщик, управляющий Соллон и еще три мужика мне неизвестных. Пьют, ругаются, вас матерят, видно припекли вы их всех.
— И что говорят?
— Говорят, что решать нужно с вами.
— И как же собираются?
— Того не слышал, шепчутся.
— Ну, а что за три мужика? Опасные?
— Не думаю, может приказчики, может купчишки, чернильные души — одно слово. Перепуганы все до смерти. Видел, как деньги собирали. Считались — рядились, чуть не до драки.
— Правильно сделал, что пришел. Иди, следи дальше. Награда будет.
— Экселенц, то, что они там всю ночь шептались — еще не все, — добавил Сыч.
— Что еще? — спросил солдат.
— Холоп управляющего три раза в трактир прибегал. Три раза какие-то бумаги приносил. Соллон бумаги жидку отдал, бумаги, думаю, ценные.
— Почему думаешь?
— Жидок их прочел, и под рубаху спрятал, к сердцу прижал.
— Вот оно как? — солдат задумался, а Сыч продолжал:
— А я сижу, думаю, а чего холоп управляющего взбегался? Дай думаю, посмотрю, пошел за ним до двора, во двор заглянул, а там второй холоп управляющего в воз скарб укладывает, и в него уже кони впряжены.
— Думаешь, бежать собрался?
— То, чего он собрался делать мне не ведомо, а вот то, что кони ночью впряжены, и барахлишко сложено — я видал.
— Ёган, — крикнул солдат.
— Да, господин, — подбежал слуга.
— Вот этому человеку, — Волков указал на Сыча, — дай бумагу и грифель, потом бегом в конюшню, буди конюха, седлайте лошадей. Шестерых. Иди.
— Слушаюсь, — сказал Ёган и ушел.
— Эй, — продолжал Волков, подзывая стражника. — Сержанта мне сюда.
— Сержант нынче не в замке, спать домой пошел.
— Бегом за ним.
— Бегу, господин.
— А ты молодец, Сыч, — солдат хлопнул Фридриха Ламме по плечу. — Сейчас мы их всех возьмем.
— Ну, всех бы я брать не стал бы. — Чесал горло Сыч.
— Это почему еще? — Удивился солдат.
— Рано.
— Объясни.
— Ну, вот возьмём мы трактирщика, а как потом ла Реньи искать будем? Или он нам больше не надобен?
— Надобен. Возьмём трактирщика, и в подвале он нам всё расскажет.
— Расскажет как миленький, ежели знает, а ежели не знает, так ниточку и порвём.
Волков зачем-то глянул наверх, на окна донжона. Он вдруг понял, что Ламме прав. А тот продолжал:
— Вот вы, экселенц, сословия военного, там, на войне всё ясно, вот враг, вот меч, бери да руби, а в судейском деле всё тоненько, никогда толком не ясно кто враг, а кто так себе, сбоку припёка. Тут прежде чем кому локти крутить, тут подумать надобно.
— Много ты знаешь про войну, на войне тоже хитростей хватает.
— Может и так, может и так, — согласился Сыч, — вот только трактирщика брать не резон. А управляющего самое время, и его самого и холопов его.
— Холопов то зачем?
— Холопов брать обязательно, потому как холоп завсегда про барина, много больше расскажет, чем сам барин.
— Трактирщика не берем, значит? — Волков опять подумал, что Ламме прав. — Не сбежит?
— Трактирщик не сбежит, у него ж трактир, не трактир, а чистое золото, а когда жид от золота сбегал. Нет, до последнего будет сидеть, вот только бумаги Соллона у него забрать обязательно, а самого не трогать, нехай сидит спокойно, пока мы этого ла Реньи не словим.
Солдат даже и представить не мог насколько хитрым и предусмотрительным может быть Фриц Ламме, по кличке Сыч.
— Сделаем, как ты говоришь, — произнес Волков. — А ты молодец, сейчас Ёган тебе даст бумагу, чтобы ты не бегал ко мне, а с мальцом каким, весточку мог передать.
— Умно, экселенц.
— И награда тебе будет.
— Спасибо, экселенц.
— Ты только гляди, чтобы там тебя не зарезали, а то вдруг, поймут, что ты мои глаза в трактире.
— Не волнуйтесь, экселенц, не впервой.
— Да, ты все-таки одежду то постирай.
Как только кони были оседланы — появился сержант. Сержант все больше нравился солдату, он был из породы людей «Надо так надо». Он не спрашивал «зачем». «Обыскать трактир? Тогда едем немедля», «Ловить управляющего? Тогда нужно разделиться».
— Сначала посмотрим трактир и поговорим с трактирщиком, — сказал коннетабль.
Он, Ёган, сержант и четыре стражника двинулись к трактиру. До него чуть не доехали. Спешились. Одного стражника оставили с лошадьми, остальные вошли во двор трактира. Дворовый дед хотел было что-то сказать, но сержант заткнул ему рот огромной лапой в пол-лица.
— Тихо, — прошипел солдат, — трактирщик лег?
— Нет, только что дверь закрыли, от него гости только ушли, — так же шёпотом отвечал дед.
— Дверь закрыта? Как нам попасть внутрь?
— Так через конюшню, остальные закрыты уже.
— Пойдем снами, и не вздумай пикнуть.
— Молчу, — испуганно прошептал дедок.
Они двинулись в конюшню.
— А что за гости были у трактирщика? — спросил солдат, держа, дедка крепко за шиворот.
— Так вроде управляющий был. Уехал. Староста из Малой Рютте, наш староста, приказчики, кузнец Цваинг из Вильбурга.
— А что за кузнец?
— Богатый кузнец, с ним и управляющий наш Соллон дела ведет, и аббат и другие люди разные.
