— Гул мастер, вурдалак, господин людоедов по-нашему, обитает в темных, свободных от солнца местах, там, где не встретит его случайный человек, — монотонно читал монах.
— Сейчас здесь все места свободны от солнца, — заметил солдат, — и леса вокруг, и болота, и местность безлюдная, вот его где искать то?
— Есть место такое, — вдруг осмелился, сказал один из стражников.
— Где? — спросил его сержант.
— Так старый замок.
— Там и замка-то нет давно никакого, — заметил Ёган.
— Замка-то нет, — продолжал настаивать стражник, — а подвалы под развалинами есть.
— Были, — заметил сержант, — раньше. Мы в детстве там лазили, а сейчас не знаю, как там.
— Ну, что ж, — сказал Волков и, чуть подумав, добавил: — давайте-ка проверим. Седлайте коней. Все стали подниматься, вылезать из за стола.
Но в этот день попасть на развалины Волкову не удалось. Когда кони были оседланы, и все уже собрались, пришел стражник и сказал, что староста из Малой Рютте просится поговорить. Солдат велел вести его.
Сидение в подвале очень меняет людей. Староста позвякивал кандалами, шмыгал носом, был сер лицом и изможден, и ни капли былой спеси в нем не было.
— Ну, что хотел? — Спросил Волков, усаживаясь в седло.
— Да вот, хотел просить, что бы семью отпустили. Холодно в подвале, дети на камнях лежат, а камень он ведь злой, он жизнь из человека тянет.
— О детках вспомнил? Ты когда да барона обворовывал, чего о детях не вспоминал?
— Так-то ж я обворовывал, дети тут при чем?
— Значит, сознаешься, что воровал?
Староста помялся, позвенел цепью, шмыгнул носом и сказал:
— Ну, был грех, что ж тут сказать. Так не я один был. Я на других глядючи, соблазнился. Отпустили бы вы детей и бабу мою. Потому что…
— Деньги где? — Перебил его солдат.
— Какие деньги? — Староста невинно хлопал глазами.
— Соллон воровал, так у него дом был и кони. И пил, ел, куражился. А ты воровал и жил в хибаре. И из живности у тебя только мерин скорбный. Значит, деньгу где-то прячешь. А сейчас ты стоишь и думаешь: коннетабль то дурак, детишек выпустит, а они деньгу, что я своровал и перепрячут. Не перепрячут, не надейся, не выпущу никого, пока деньгу не отдашь. Все в подвале будете сидеть.
— А ежели нет тех денег? — Не сдавался староста.
— Сгниете в подвале, — закончил Волков и приказал стражнику: — На место его.
— Не по-божески так, — орал староста, звеня цепями, когда его тащил стражник. — Дети-то за что страдают?
— За деньгу твою страдают, — крикнул вслед ему солдат и пришпорил коня.
И прямо в воротах столкнулся с верховым мальчишкой. Мальчишка сидел на лошади без седла и был бос, закричал звонко:
— Господин, господин! У нас в Малой Рютте конокрады коней увели!
— И много увели? — Спросил солдат.
— Двух. Мужики за вилы побрались, ловят, а конокрады злобные, с кинжалами.
— Ну, поехали, посмотрим.
Конокрадов ловили почти весь день. Коней нашли почти сразу, а воры стали прятаться в болотах и орешниках. Найти их не получалось, пришлось послать человека за Клаусом и собаками. Клаус привел свору, и дело сразу сдвинулось. Волков с недобрым удивлением наблюдал, как местные мужики суетились, устали не знали, искали конокрадов с упоением, лезли в болота, входили в злобный раж. Вроде, тихие и забитые, а тут вдруг разозлились. Землю рыли, искали воров, забыли про покой. Пока солдат объезжал болото, собаки нашли одного конокрада. Тот, с дуру, решил защищаться, ножичком помахать, так мужики его вилами искололи насмерть, моста живого не оставили. Другой, видя судьбу своего товарища, благоразумно решил, что сдаться сержанту будет лучше. Волков приехал, когда стражники уже крутили ему руки. Был он черняв, крепок, в драной одежде, но в сапогах, а мужичье сапог не носило.
— Дезертир? — Спросил солдат, но и так знал.
— Да, господин, жалование полгода не платили, вся рота разбежалась.
На лбу багровело старое, уродливое клеймо.
— А клеймо за что?
— По молодости бес попутал, воровал.
— Сержант.
— Да, господин.
— Ты знаешь, что с ним делать?
— Знать-то знаю, но мне приказ нужен.
— Приказ тебе нужен, — Волков вздохнул, — ну, что ж, приказываю тебе его повесить.
— Да, господи. — Сержант кивнул.
— Господин, — завыл дезертир, — господин, прошу вас, не надо. Умоляю!
— Хватит скулить, — сухо ответил солдат.
— Здесь вешать? — Спросил сержант.
— Нет, в Рютте, на площади, чтобы все видели.
— Так там еще висят двое.
— Ничего, и на этого место найдешь.
— Господин, — продолжат выть дезертир, валялся в грязи, у ног лошади Волкова, пытался даже поцеловать сапог. — Умоляю, не казните, рабом вашим буду.
— Мне рабы не нужны. И хватит скулить, жил, как крыса, так хоть умри, как человек, — произнес Волков и поехал в замок.
Ехал и с удивлением смотрел, как мужики тащат дезертира. Им и стража была без надобности, они бы и без сержанта его повесили. «А народец-то озверел, опасный стал, — думал Волков, глядя на местных. — Сейчас его лучше не злить, замордован в конец ворьём и дождями, неровён час, за вилы возьмётся, как сержант говорил». Случись такое, Волков бы не удивился.
В замке, как только он приехал, к нему подошёл Крутец, стоял жал, пока солдат слезет с коня и обратит на него внимание.
— Ну что вы мнётесь, говорите, — произнёс Волков, разминая ноги.
— Понимаете, — начал молодой управляющий, — у нас трактир переполнен.
— Знаю, и что?
— И в харчевне в малой Рютте народ на полу спит.
— Видел.
— А люди в феод всё прибывают.
— И что я с этим должен делать?
— С этим ничего вам делать не нужно, только вот пришлые стали занимать пустые дома. Я пытался с ними говорить — так слушать ничего не хотят. Ещё и лаются.
— Вы пытались брать с них деньги?
— Пытался. Но не для себя, в казну барона хотел брать, — сразу предвосхитил лишние вопросы Крутец. — Так вот ни кто не хочет платить, хотя юридически все эти дома собственность барона.
— Вот как! И сколько таких домов заселено пришлыми?
— В Рютте все! А в малой Рютте два свободны, да и то, потому что крыши в них погнили.
— И все живут бесплатно?
— Ни кто не платит. У меня нет времени, что бы ходить и ругаться с ними, тем более, что днём их почти всегда нет дома, приходят они с работ ночью.
