Теперь кавалер уже не был так недоверчив:
– Злой монах, говоришь? – Задумчиво переспросил он.– Ладно, возьми шар, погляди в него.
Агнес кивнула и бегом кинулась за другими людьми Волкова, что уже шил от собора в трактир.
– Ведьма, она господин, ох ведьма,– начал Ёгвн,– я вот…
– Молчи, дурень, стоишь, орёшь на всю улицу.– Оборвал его кавалер.– Пошли к художнику.
Художник был беден и молод, Волков, оглядел нищий его дом и хотел уже уйти, но художник, упросил его не уходить. Говорил, что нарисует герб на бумаге, и если господину рыцарю понравится, то и щит его разрисует.
Он был первый, из посторонних, кто назвал Волкова «господином рыцарем». И «господин рыцарь» согласился. И не пожалел о том.
– Каков будет щит?– Спрашивал художник и тут же начинал рисовать.
– Кавалерийский треугольник.
– Цвета: Один? Больше?
– Два. Голубой и белый,– отвечал кавалер, не задумываясь.
– Мудрый выбор, лазурь, серебро. Лазурь – небо, верность честность. Серебро – благородство и чистота. Как рассечём?
– По горизонту, белый – сверху.
– Мех, пояса, перевези?
– Лишнее. Коршуна, чёрного коршуна рисуйте. Одна колдунья звала меня коршуном.
– Господин, коршунов, орлов, кречетов и соколов на щитах много.
– Да? – Кавалер на миг задумался. – А вороны часто встречаются?
– Нет, не часто, никогда не видел, прекрасный выбор, ворон символ мудрости и течения времени.
– Рисуйте ворона, а в лапах он должен сжимать горящий факел, так хотел архиепископ.
– Итак, черный ворон с горящим факелом на лазурном поле, с серебряным небом,– закончил рисунок художник.
Волоков внимательно смотрел на него и был доволен:
– Сделайте ворона пострашнее.
– Сделаю ему рубиновое око.
– Ёган, дай художнику щит. Хочу забрать его завтра.
– К утру лак высохнет, будет готов, с вас два талера, господин.
Волков молча достал монеты.
– Господин рыцарь, а не желаете себе ещё штандарт с гербом, и сюрко в ваших цветах, для ваших людей?– Предложил художник.– У меня есть хороший портной и белошвейка. Всё будет красиво.
– Да, мне это нужно.– Согласился кавалер.– Штандарт и пару сюрко.
– Попоны для коней в ваших цветах.
– Лишнее.
– Тогда с вас ещё четыре талера. И работы займут три дня.
– И ни днём больше,– сказал Волков и снова полез в кошель.
Пировал он со своими людьми, за столом были все, кроме Агнес. Можно сказать, что кавалер был счастлив. Он заказал музыкантов.
И благосклонно принимал тосты и от Сыча и от Полески. Особенно его радовала, ворчливая зависть пьянеющего Рохи.
– Чёртов, мошенник,– после каждого тоста негромко добавлял Скарафаджо,– надо же, сам архиепископ ему шпоры повязывал.
Или:
– Чёртов, ловкач, как он так умудрился, надо же! Проныра! Вот, что значит дружить с офицерами.
А Брунхильда раскраснелась от вина и поглядывала на него уже не столь злобно как совсем недавно. А Ёган и вовсе гордился так, как будто это он стал рыцарем. Орал больше всех, был уже изрядно пьян.
А кавалер не пил, так отпивал для вида. Он был неспокоен. Рыцарские шпоры вещь, безусловно, прекрасная, но епископ свою часть сделки выполнил, и теперь очередь была за Волковым. А ему очень, очень не хотелось лезть в чумной город, откуда ни кто не возвращался. И шпоры после таких мыслей уже не смотрелись такими блестящими.
«Ничего, ничего,– уговаривал он сам себя,– главное в любой компании, это правильно подготовится к ней».
Но все самоуговоры не отгоняли тревогу. А тут к столу подошёл трактирщик, улыбался, очень был доволен выручкой от пира. Он нёс полувёдерный кувшин вина, запечатанный сургучом, на кувшине стояла печать какого-то монастыря.
– Велено передать вам господин кавалер,– с улыбкой и поклоном произнёс трактирщик.– Монахи принесли, говорили, что вино двадцатилетнее. От их ордена, вам в честь акколады. И принятия вас в круг рыцарей Господних. Прикажете открыть?
Он стоял и держал тяжёлый кувшин, за столом все оживились, Сыч орал, что надо открыть, Рудермаер даже протянул кружку, но кавалер не торопился, спросил:
– А что за монахи были? Какого ордена?
– Мне этот орден неизвестен.– Отвечал трактирщик. И повторил.– Велите открыть?
– Нет. – Сухо ответил Волков.
– Как нет, давай Фольокф, отведаем монастырского винца!– Крикнул Скарафаджо.
– Нет, – ещё твёрже отвечал кавалер.
– Господин сказал нет, значит – нет,– произнёс нетрезвый Ёган,– не надо, вот так, вот… Нас уже один раз пытались отравить вот так же… Мы уже всё знаем насчёт вина, которое дарят какие то непонятные монахи… Мальчишка один выпил вот такого винца и фить…– Ёган нарисовал путь бедного мальчишки пальцем в воздухе,– и на небесах.
Трактирщик явно не ожидавший такого развития событий опешил, стоял, разинув рот, потом молча и аккуратно поставил кувшин на край стола и произнёс:
– А на вид такие приличные монахи были.
И ушёл.
– Фольокф, не уж-то ты испугался, – храбрился Роха,– хочешь – я попробую это вино первым?
– Ёган, – сказал кавалер,– отнеси вино в мои покои.
Ёган пошёл наверх и вскоре вернулся. А за ним шла Агнес, она бесцеремонно отодвинула брата Ипполита, что сидел рядом с Волковым, и втиснула свой худой зад между ними. Девочка была бледна, говорила тихо. Почти шептала:
– Монахи убить вас желают, не от злобы, а помешать вам хотят. Сами монахи не хотят, а один монах, что в дорогих туфлях ждёт вашей смерти. Стекло сказало.
Волков никаких вопросов ей больше не задал, только кивнул в ответ, погладил её по волосам и спросил:
– Есть будешь?
– Нет, спать пойду. Устала. И глаза болят.
– Ступай, спасибо тебе.
– Вам спасибо, господин,– отвечала Агнес вставая.
Она ушла, а кавалер обозвал себя за то, что не смог, не додумался пригласить на пир тех рыцарей, что были на его посвящении и, встав, закончил праздник:
– Хватит, у всех на завтра дела есть, идите спать. Трактирщик еду, что недоели, собери, доедим завтра.
И все засобирались. А Роха стал прятать за пазуху сыр и колбасу, кавалеру было не жалко.
Он вдруг понял, что все эти люди, зовущие его господином, ему не ровня, даже Роха, с этой колбасой за пазухой, больше не ровня. Он ещё раз обругал себя за то, что ума не хватило, или не смог, пригласит рыцарей с церемонии.
