Это была щедрость, банкир искал расположения рыцаря. Золото всегда нуждается в железе. Они поклонились друг другу.
Когда они выехал из дома Ренальди и Кальяри, у Волкова заметно улучшилось настроение, а у Ёгана за пазухой лежала большая и тяжёлая, чёрная от старости имперская марка, отчеканенная ещё в прошлом веке. И он поехал искать кузнеца, что бы сделать то, что делал им умелый кузнец из деревни Рютте. Почему то кавалеру казалось, что это может пригодиться ему в будущем деле.
Тот огромный котёл, что купил Виченцо Пилескт для выварки селитры, пришёлся кстати. Его вывезли за ворота города, поставили у большого ручья, налили его, почти доверху, водой и стали её греть.
Всем этим руководил молодой монах Ипполит, более зрелый монах отец Симеон выступал его помощником. Люди капитана Пруффа сначала не знали, что затеял монахи, и шутили, но когда монахи предложили им снять всю одежду кинуть её в котёл и поварить, как следует, солдаты заупрямились. Но к тому времени к этому месту приехал сам кавалер и всё объяснил:
– Делайте, что велят монахи, то не блажь, а совет умного мужа, учёного! Коли хотите, что бы язва вас миновала, делайте что велено. Сказано варить одежду – варите, скажут монахи бриться на голо – брейтесь, мыться – мойтесь, на вас ни одной вши, ни одной гниды быть не должно. А кто откажется того вычеркну из похода, я не допущу, что бы из-за одного, все от язвы сгинули.
Теперь перечить ни кто не осмелился, солдаты раздевались догола, кидали одежду в огромный чан, сами же раздобыли где то щёлок, шли к ручью мыться.
А кавалер заказал у трактирщика свинины, пива, хлебов хороших. Всё это приехало с ним. Кашевар Пруффа затеял огонь, стал варить бобы в солдатском котле жарить мясо на углях. Бочка с пивом была огромной. На пять вёдер. Солдаты видели всё это, радовались. А Вшивый Карл сто у ручья голый, перемазанный щёлоком и глиной, с пучком травы в руке кричал громко:
– Господин рыцарь, ни как завтра выходим, раз сегодня нам такое угощение готовите.
– Ты Вшивый Карл, сделай так, что бы все твои вши остались на берегу этого ручья,– отвечал кавалер,– а ты без них пошёл, а когда нужно будет выходить – ты узнаешь.
Солдаты посмеялись, а капитан Пруфф был серьезен, он подошёл к Волкову и спросил тихо:
– Так, что завтра выходим?
– Да, – отвечал кавалер, – до зари будьте со всеми у «Трёх висельников», погрузимся и пойдём, что бы к рассвету быть у ворот.
– Виват!– Капитан отсалютовал пивной кружкой.
– Виват!– Отвечал ему рыцарь.– Пруфф, а почему вы не приварили свою одежду?
– Потому что нет у меня никаких вшей,– чуть раздражённо отвечал капитан. Ему явно было не по вкусу, что кавалер ставит его, капитана, на одну доску с солдатнёй.
– Ну, тогда виват, – ещё раз поднял свою кружку Волков.
На кровати лежали два сюрко в цветах лазури и серебра, в его цветах, Ёган съездил к художнику забрал, пока он был за городом. И рядом, тут же на кровати лежали болты серебряными наконечниками и главная вещь. Его штандарт. Это был не большой штандарт, большой ему был не нужен, но удивительно красивый. Он уселся на кровать, взял его в руки стал рассматривать герб. Пришла Брунхильда:
– Звали господин?– Спросила она без обычного вызова.
– Утром ухожу,– просто сказал Волков.
Он думал, что она опять начнёт канючить, что то просить, выторговывать, злится и причитать. Но девушка ни чего не сказала, стала снимать с себя платье, и рубаху скинула, села на кровать рядом с ним голая, обворожительно красивая и, поглядев на его штандарт произнесла:
– Красота какая, синенький цвет такой яркий, и белый тоже.
– Они называются лазурь и серебро.
– А у птички глаз, какой алый! Страшная птица у вас.
– Глаз называется рубиновый.
– Рубиновый,– повторила она.– Как будто глядит на меня.
– Я оставил вам деньги, если не вернусь, через месяц пойдёте в банк Ренальди и Кальяри. Вам с Агнес дадут по пять монет.
– Хорошо,– просто сказала красавица.
И больше ничего.
Её поведение всё больше удивило кавалера.
Он смотрел на неё и не узнавал, до тех пор, пока рука сама не потянулась к её груди. Грудь была тяжёлая и твёрдая как камень, только тёплый камень. Так он и держал её грудь, словно взвешивал.
– А за месяц я за вашу комнату заплатил, и за конюшню заплатил, двух коней дорогих брать с собой не буду. Если не вернусь – продадите. Они пятьдесят талеров стоят.
Он замолчал, ожидая слов благодарности, а она смотрела на него и молчала, а потом скинула штандарт, что лежал на его коленях, на пол, обхватила его шею руками, притянула и поцеловала в губы, так как ни когда его ещё не целовала. Нежно. И не выпускала долго.
Была уже ночь, в трактире никого не было, Волков сидел один, да ещё трактирщик сидел за соседним столом – маялся. Про себя проклинал постояльца. Проклинал да не уходил, жадность не позволила бы ему лечь пока постоялец пьёт его самое дорогое вино. А постоялец вторую бутылку пил. Сидел один и пил. Он не мог понять, почему девица, так спокойно воспринимала его отъезд. Словно ей было всё равно, словно он ехал в соседнюю деревню купить корову. Видно она нашла кого, может это пекарь. А может ещё кто. Гадать, кавалер не хотел. Ему было не до того, ведь помимо странного поведения девицы, ему нужно было завтра вести людей в город, съедаемый моровой язвой. И как только он об этом вспоминал, тут же на ум ему приходили слова Агнес:
– Сгинете вы там.– Повторил он невесело вслух слова девочки в который раз.
И эти пророчества его совсем не удивляли. Он допил вторую бутылку, он был уже пьян. Скоро нужно было уже вставать. Скоро солдаты его должны были прийти и начать грузить подводы, запрягать лошадей, завтракать плотно в дорогу. А он ещё не ложился. Он встал и пошёл в свои покои, где в тёплой кровати спала красивая молодая женщина. И трактирщик пошёл, не понимая до конца рад он, что можно лечь спать или не рад, что больше не сможет продать сегодня такого дорогого вина.
Глава 8.
Солнце первыми лучами едва осветило туман, что клубился у ручья, как южные ворота славного города Ланна распахнулись. И из них выехал рыцарь Божий Иероним Фолькоф, за ним двое людей его в лазури и серебре, цветах его. Один из них, тот, что выше, вез штандарт его, с чёрным вороном на лазури и серебре, с глазом рубиновым и факелом в лапах, пламенем на восток. А за ними ехал капитан Иоган Пруфф в белом доспехе, а за ним шли люди его, тридцать два человека, а за ними катились четыре подводы, полные припасов и бочек, в коих были ещё и два монаха, и старый увечный на ногу солдат Игнасио Роха, по кличке Скарафаджо. А уже последними шли два юноши добрых, Вильгельм и Хельмут, взятых рыцарем в люди свои, и несли они мушкет, рогатину под него, огненное зелье и пули. Всё то, что солдатам положено нести самим.
