То есть оружие своё. И оба были тем горды.
И двинулся отряд на северо-запад, до реки Эрзе, и по берегу той реки пошёл на запад до самого Фёренбурга.
– Дрыхнешь, господин то уже уехал,– трепала Агнес сонную Брунхильду,– вставай, где твой пекарь?
– Да отстань ты, чего ты? Время есть ещё, не в след поедем, завтра поедем, чего сейчас то полошиться? – Зевала и потягивалась красавица.
Агнес спрыгнула с кровати, полезла под неё и вытянула оттуда ларец. Раскрыла его, достала из бархата прекрасный стеклянный шар.
Брунхильда склонилась с кровати поглядеть, что там она вытворяет:
– О-о, да ты опять за своё, помешанная, ты от этого шара издохнешь или ослепнешь.
– Остынь дура,– огрызнулась Агнес, – не от праздности я гляжу в него, хочу узнать судьбу господина.
Агнес стала раздеваться.
– Оно конечно, – скептически скривилась красавица, падая в подушки.
Нужно было вставать, одеваться, а так не хотелось. Хотелось валяться в кровати, авось и еду сюда могли холопки трактирные принести. Брунхильда уже успела привыкнуть к такой жизни, а ещё три месяца назад, её утро начиналось с дойки коров на рассвете. Теперь ни за что она не вернулась бы в деревню, там разве жизнь. Мука. А тут стоит позвать и тебе еду в кровать принесут. А потом пойти в купальни, по лавкам пройтись, деньги то есть. А вечером и пекаря принять, да не как бродягу у забора, да на конюшне, а по-человечески, в кровати. Так бы и валялась в кровати, да нужно было вставать по нужде. А Агнес, сидела на краю кровати да пялилась в свой шар, улыбалась полоумная. Вот когда пекарь придёт, куда бы её деть на ночь, думала красавица, ведь господин оставил им всего одну комнату оплаченную. Как им миловаться, когда эта блажная будет рядом на кровати сидеть да смотреть. Пекарь ещё засмущается.
А пекарь Удо Бродерханс первый раз в жизни собирался покинуть славный город Ланн. Внуку пекаря и сыну выборного Главы Цеха пекарей, города Ланна выпала возможность выехать из города и не по купеческим делам, а по зову сердца, по делам почти рыцарским. Ибо Брунхильда, бывшая крестьянка, дочь содержателя деревенской корчмы, и бывшая кабацкая девка, а ныне прекрасная дама пообещала, что будет давать всю ему всю дорогу, и любить его всем сердцем, пока он не проводит её до её господина, что поехал в чумной город Фёренбург.
Для семнадцатилетнего сына и внука пекаря романтичнее и быть ничего не могло, он готов был ехать хоть в лапы еретиков, лишь бы пару раз в день иметь возможность, залезть под юбки к его возлюбленной, которая к тому же, вроде как принадлежала суровому рыцарю. Даже это льстило юнцу. Делить одну женщину с таким серьёзным воином, может даже и честь. Тем более, что воин вроде и не против. Кажется. В общем, все эти чувства: любовь, гордость и бесконечное вожделение семнадцатилетнего юноши кружили ему голову и будоражили кровь. И к походу он готовился серьёзно, даже денег занял, два талера в банке. Так как прекрасная Брунхильда, сказала, соврала, скорее всего, что у них с Агнес денег нет. Удо Бродерханс первый раз в жизни занимал деньги, и был приятно удивлён, что деньги ему дали сразу, и только под имя, даже цепь в залог не просили. И обращались с ним как с господином, и звали на «вы».
Радостный юноша поспешил к своей возлюбленной, и уже с ней и её товаркой, серьёзной, чинной и косоглазой Агнес они отправились на улицу Конюшен, где и нашли нужного им человека.
– Верхом, до Фёренбурга, за два дня доехать можно, ежели коней не жалеть,– сообщил крепкий и серьёзный возница по имени Пауль,– ежили пешими идти, да налегке, да борзым шагом то за четыре дойдёте.
– А солдаты, борзо ходят?– Спросила серьёзная Агнес.
– Солдаты ходят борзо, они всю жизнь пешими ходят, значит за четыре дня дойдут.
– А на вашей телеге?
– У меня не телега, – гордо заявил Пауль,– телеги у мужиков, у меня возок крытый, с лавками и тюфяками, да местом под пару сундуков. Для господ, дам, коим путешествовать надобно.
– Вот ты нам и нужен, – сказал Брунхильда повелительно,– нам путешествовать надобно. До Фёренбурга, или пока господина нашего не догоним.
– Да,– сказал Удо Бродерханс важно,– дамам надобно путешествовать, а я их буду сопровождать.
– Ну что ж, надо так надо,– согласился возница Пауль,– за дорогу возьму с вас три талера, да ещё считайте постой, две ночи в постоялых дворах, в поле да лесу останавливаться опасно, не те времена. Да корм лошадкам моим, за ваш счёт. И того три монеты на руки мне сразу, а ещё одну про запас иметь, и мы можем выезжать.
Внук пекаря, сын пекаря, сам пекарь Удо Бродерханс растерянно и по-детски поглядел на Брунхильду, у него было всего две монеты, не знал он, сколько запросит возница. Да и два талер для мальчишки были деньги огромные, отец не знал про то, что он занял деньги, узнал бы – убил.
Видя его растерянность, Брунхильда взяла переговоры на себя:
– Три монеты на руки! Да где такое видано, может ты мошенник, монеты возьмёшь да и ищи тебя потом, нет! Получишь всё по приезду. Одну вперёд дадим. Удо, дай ему талер.
Пекарь послушно протянул один талер вознице, а тот только усмехнулся в ответ, деньгу не взял:
– Нет, так не пойдёт, прошу денег с вас мало, и в добрые времена до Фёрнебурга все по четыре монеты брали, а сейчас и подавно пять попросят, не хотите, ищите других, может, кто другой в чумной край за три монеты поедет. Но любой у вас деньги вперёд попросит. А ежели нет у вас денег, то и говорить не о чем.
Брунхильда, готова была уже обругать его, но её опередила Агнес.
Девочка сделала шаг к вознице, взяла его руку в свою, и заглядывая в его глаза заговорила. Слова её были тяжелы и холодны, даже Брунхильде и пекарю от них стало не по себе:
– Денег у нас два талер,– она врала, Волков оставили им денег,– и дадим вперёд тебе мы один, а с другим поедем, а как к господину нашему нас доставишь, так остальное получишь. Обещаю тебе. – Девочка смотрела на возницу, так, что его потом холодным пробило.– И отказываться не смей, за добро добром воздадим. А за зло – злом.
Слова девочки были холодны словно железо, и крепкий муж стоял сконфуженно, переминался с ноги на ногу не в силах сказать что либо.
– Удо, дай ему талер,– продолжала Агнес,– вижу я, что это добрый человек, не оставит нас в нужде.
Пекарь опять протянул вознице монету. И тот беспрекословно взял её. И только спросил глядя на девочку:
– А когда ж поедем?
– Так поедем, что бы догнать нашего господина уже рядом с Фёрнебургом, что бы он нас обратно уже не отослал,– сказал девочка.– А он туда солдат пеших ведёт. Утром вывел.
– Так завтра на заре можно и выезжать,– сказал возница.– За три дня как раз их у города нагоним.
– Вот и заезжай за нами на заре, мы в «Трёх висельниках» живём. Да не обмани меня, не вводи во грех.
