– Они все чумные, все чумные и гнилые,– орал кавалер, скидывая с себя доспехи,– Ипполит, неси сюда уксус. Быстрее.
– Мёртвые они,– вдруг сказал один из солдат, что был на вылазке,– мёртвые, их режешь, а они не чувствуют.
Волков глянул на него зло, но затыкать не стал, и зря. Тут же другой заговорил:
– Я одного рубил, а он лез на меня, а у него пол башки не было.
И другие стали говорить, то же страшные вещи. И тут Волков заорал, шлем он уже снял, поэтому вышло громко:
– Заткнитесь, и мойтесь лучше, всё смывайте, уксуса не жалейте.
– Неужто вы, господин, думаете, что язву – кару божью, можно уксусом смыть?– Спросил один из солдат.
– Мойся дурак, все мойтесь, и рот сарацинской водой полощите. Кто язву подцепит, за ворота выселю. Ипполит, сарацинской воды мне неси.
Он разоблачился донага, монах принёс ему воды сарацинской и он умылся ею, так, что зажгло глаза и нос, и хлебнул её, полоскал рот, пока было сил терпеть.
То же делали и люди, что были с ним на вылазке. Остальные помогали им. Даже капитан Пруфф лил на кого то уксус. И тут, словно колокол в ночи, резко и пронзительно зазвучали слова:
– Ээййй тыыыы, слышишь меня,– разносился в тишине писклявый почти скрежещущий голос,– знаааю слышишь, куда ты сбежал, храбрец? Спрятался в свою норууууу? Сидишь там и дрожишь? Всё тщета, мои чумные людишки, уже с вами потискались, кого то и облобызали, уж кто-нибудь из вас зачумлён. Эй вы, страшно вам?
Знаю, страшно, вы зря пришли все сюда, сдохните тут все. И виноват будет только он, этот ваш храбрец рыцарь.
Все кто был на винном дворе завороженно слушали эти слова, боясь пошевелится. Люди боялись. Солдаты боялись!
Ждать было нельзя, кавалер это понимал, как был голый, так и полез на бочки у стен. Залез, стал вглядываться в ту сторону, откуда нёсся голос. И на той же крыше, что и в прошлую ночь заметил чёрный худощавый силуэт. Его было хорошо видно в лунном свете.
– Ёгна, арбалет,– сухо сказал Волков,– Хилли-Вилли, заряжайте мушкет.
Ёган, как был голый, достал арбалет, стал натягивать тетиву. Мальчишки тоже засуетились. А кавалер с ненавистью и нетерпением смотрел на этот силуэт моля Бога, чтобы он не исчез.
– Неет, выыыы сааами винвоаты, зачем шли с ним сюда, думали защщитит он ваааас от язвыыыы?– Завывал голос, омерзительно растягивая слова.– Нет, не защитит, так и ждиииите, скоро одного из вас кинет в жааар. Горяяяячка начнёт жечь его изнутри. Кто из вас это буде? Следите друг за другом. Следите.
Ёган передал заряженный арбалет Волкову, тот взял и нетерпеливо спросил у мальчишек:
– Ну, скоро вы?
– Сейчас, господин,– отвечал один из них,– мушкет заряжен, фитиль разжигаем.
– А коли одногоооо в жар бросит,– продолжал голос, – то и другие захворают, раз коготок увяз, то и все птичку пропасть. Все вы здесь перемрёте, всех вас язва пожрёт.
– Видите?– Спрашивал кавалер у мальчишек, когда те влезли к нему на бочки. – Вон он у трубы стоит. Левее луны.
– Вижу, вижу его господин, – заверил тот, что собирался стрелять,– далеко, думал он ближе, раз так орёт громко.
– Далеко, но попасть можно,– произнёс кавалер, поднимая арбалет.
– Попасть можно, – согласился мальчишка, тоже прицеливаясь.– Даст Бог – попаду.
– Говорите когда палить,– сказал второй, поднося фитиль,– мы готовы.
– Ааа потом, после жара… Нет-нет, бубоны сразу не пооявятся. Сначала придёт лооомооотааа, страшная ломотааа.– Продолжал голос, так противно, что волков не выдержал:
– Пали!
И сам спустил тетиву, и почти сразу грянул выстрел оглушительно:
Всссшшшпааахх!
Так, что ухо у него заложило.
Он не знал, кто из них попал, он или мальчишки, но крик оборвался, и силуэт на крыше сложился пополам и исчез в темноте. Стало очень тихо, и тогда кавалер крикнул:
– Эй, ты где? Чего замолчал, а то нам интересно, что будет после ломоты?
Все кто был на винном дворе, ждали, запищит ли снова мерзкий голос, но было тихо, как и положено быть ночью.
– Наверное, он забыл,– сказал Роха, – или дела у него, какие появились. В общем, сказок боле не будет.
Кто то засмеялся. И напряжение стало спадать.
– Ну, чего стали то?– Спрыгивая с бочки, произнёс Волков.– Моемся, все кто был на вылазке, и оружие не забудьте отмыть. Кто не смоет с себя грязь – получит язву, помните, что этот демон пропищал.
Перед тем как лечь он подозвал к себе брата Ипполита и сказал:
– Приглядывай за людишками, боюсь, как бы этот чёрт визгливый прав не оказался.
Молодой монах кивал головой, а сам боялся. Кавалер это видел:
–Ну, чего ты?
– Господин, а если кто занедужит, как быть? Не знаю я, как лечить его,– растерянно говорил брат Ипполит.
– Я и подавно не знаю, – отвечал Волков,– будем выносить их за ворота, в соседний пустой дом, а там как Бог даст.
Монах продолжал кивать головой.
– Ты главное следи, что б хворых промеж здоровых не было.
Монах ушёл озадаченный, вздыхал, спать не пошёл, сел к костру, где грелись солдаты, что несли караул. А рыцарь спать то лёг да вот только заснуть сразу не смог, уж больно не хороши были дела, что бы сладко засыпать, не помаявшись перед сном.
Глава 11.
Сыч был хитёр, не знал кавалер второго такого же. Он и пошёл к каменотёсу, взяв с собой мешок с хлебами и сыром, и кувшин с вином. Волков и ещё десяток солдат остались позади, не пошли, чтобы не пугать. Ждали, пока долго и настойчиво Сыч колотил в ворота дома. Наконец кто откликнулся из-за ворот, и теперь Сыч стал опять долго с кем то разговаривать. А кавалер с солдатами ждали. Но у Сыча не получалось, ворота ему ни кто не отпирал, наконец он плюнул с досады и пошёл к Волкову.
– Ну? – Спросил тот.
–Не открывает поскуда, боится. Собратом меня называл, а сам не отворяет. Говорит: Скажи «слово» собрат. Какое ему ещё слово?
– Скажи ему «соло скриптум» и назови его собратом.
– Чего сказать?– Переспросил Сыч.
– «Соло скриптум»– клич еретиков,– объяснил кавалер,– и зовут они себя собратьями или сотоварищами.
– Экселенц, откуда вы всё это знаете?– Удивился Сыч.
– Я с ними девять лет воевал, чего ж мне не знать,– холодно сказал Волков,– иди уже давай вытащи его мне сюда.
– Сейчас, экселенц,– обещал Сыч и пошел, приговаривая,– «соло скриптум», собрат, «соло скриптум».
Но и после этого ворота Сычу не открыли, Волкову надоело ждать:
– Сержант, – приказал он солдату в рыцарском шлеме,– ищи, чем дверь ломать.
