– Правду, правду он говорит.– Мямлил Зеппельт.
– Значит вместо исполнения обряда, ты вожделел упокоенных? Прямо в храме?– Удивлялся брат Семион.
– Ну а где же ещё то,– раздражённо произнёс Волков.– Ему же в храм их приносили. Отвечай выродок, часто ты это дела? Были у тебя сообщники, были ли те, кто покрывал тебя, зная о твоих злодеяниях? Отвечай!
– Не часто, господин, – хныкал колдун,– только с молодыми бабами грешил.
– Понятное дело, старух то и я не жалую,– негромко сказал Ёган стоя за спиной у кавалера.
Но Волков его услышал, оскалился зло и произнёс так же тихо:
– Зубоскалишь, дурак, нашёл время.
Ёган умолк.
– Покрывал ли кто тебя? Знали кто о твоих проказах?– Спрашивал отец Семион.
– Ни кто. Протоиерею родственники одной девки пожаловались, что платье у ней погребальное попорчено. Он меня и воспрошал про то, но я отрекался. А он всё равно погнал меня от клира.
– Еретик, – сказал кавалер,– так всё было? За то его погнал протоиерей из храма?
– А мне-то, откуда знать, – отвечал каменщик,– я не знаю, что ваши попы в ваших церквях творят. За что у вас принято попов выгонять. Может у вас и не грех то.
Волкову послышалась насмешка в его словах, он опять вскочил, лязгая доспехом, и произнёс тихо, но так, что услышали все:
– С огнём играешь, собака. Гавкнешь ещё раз, с ним рядом,– он кивнул на колдуна,– на лавку сядешь.
Один из солдат, что стоял рядом с еретиком, недолго думая, дал ему кулаком в ухо.
Замахнулся и ещё, но кавалер рявкнул:
– Хватит, – и, садясь на лавку добавил:– Ёган – вина.
Жена еретика схватила того за рукав, зашептала что то зло ему, а еретик кривился, стоял, да тёр ухо.
Все ждали пока, Ёган принесёт господину рыцарю вина, тот принёс только ему, больше никому стакана не поставил.
Волков сделал пару глотков, и отец Семион продолжил:
– Значит похотью своею, ты осквернял и храм и усопших? А что вот в этой книге написано?
Отец Семион поднял тяжеленую и самую большую книгу, что нашли у колдуна.
– Что молчишь, говори!
Толстяк прекративший было выть, снова завал, сил у него уже убавилось, и выл он уже не громко. Сидел, чуть раскачиваясь, и тряся жирными подбородками, глядел на огромный фолиант, что лежал перед отцом Семионм.
– Отвечай, Ханс-Йоахим Зеппельт, сын механика.– Повысил голос поп.
Но он не отвечал, выл и раскачивался. А на город с востока, вместе с прохладой наползали сумерки.
– Капитан Пруфф,– сказал кавалер,– велите разжечь два костра. Ёган – плащ.
– Брат Ипполит, – произнёс отец Семион,– ты знаток книг, прочитай и скажи всем. Что за книга это.
Юный монах, что до сих пор только вёл записи, немного перепугался, на мгновение, но тут же прочёл короткую молитву про себя, встал, взял книгу и, стараясь, зычно начал говорить:
– Книга сия, зовётся: «Слова для мертвецов». И говорится в ней: «книга, сея, научит умного человека, как говорить, с мёртвыми, звать их и принуждать слушать себя как дети слушают отца своего. Как видеть глазами мёртвыми и слышать ушами мёртвыми, а членами мёртвыми двигать, словно мастер кукольник куклами своими движет. И как тело мёртвое, что дух покинул, оживить, не призывая дух обратно». О, Господи, – брат Ипполит швырнул книгу на стол,– более чёрной книги я не видел в жизни.
Он сел на место, а солдаты стали понимать что-то, стали кричать кто со злорадством, кто с возмущением:
– Так это он паскуда, мертвяков водил!
– А! Вот он кто на нас мертвяков посылал!
– Сидит, теперь, боров, трясётся.
– Чует, куда дело пошло.
– Ага, как дымом то завоняло, так и завыл, чёрт окаянный.
– Уже, попы-то тебя поджарят, с ними не забалуешь.
Колдун сидел, ни жив, ни мёртв. Уже не выл, уже не трясся. Смотрел глазами, остекленевшими на стол с книгами, шевелил губами, будто рассказывал кому-то что-то.
–Отвечай, – наконец заговорил отец Семион,– оживлял ли ты мертвецов как учит книга эта?
– Оживлял,– признался колдун, он не дрожал более, говорил спокойно, но его писклявый голос всё равно раздражал людей.– Я книгу эту купил у одного эгемца, задёшево. Просто попробовать хотел, а оно и получилось. Мертвеца на парастас, на чтение, на заупокойную вечерню, принесли мне на ночь, а я думаю: Подниму его, или не подниму, дай попробую. И попробовал, а он и встал, я поначалу даже перепугался, что он на меня смотрит, а потом, другой ночью, да с другим мертвецом приноровился, стал его водить, руками его брать свечи, как своими.
– Так ты, вместо того что бы покойника отпевать ночами, вместо псалтыря читал чёрную книгу эту,– ужаснулся отец Семион.
– Да, – ничуть не смутившись и не поняв возмущения священника, чуть ли не с гордость отвечал колдун,– сначала только водил их, глядел глазами их, выводил их ночью из храма, сам в храме был, а сам слышал и видел все, что на улице происходит.
– Господин, вот я что подумал,– зашептал Ёган,– этот голос его… таким же, кажись, и вшивый доктор говорил.
Волков и сам уже давно об этом думал. Он кивнул в ответ.
И вдруг колдун первый раз улыбнулся, или оскалился:
– Забулдыгу ночью найду какого, что домой идёт, подойду сзади мертвецом, тихонечко, и как дам ему затрещину! Ой как они орали… Или бабу какую гулящую у кабака дождусь. Стою в темноте, а она такая выйдет по нужде, подол задерёт, сядет у забора, а я её за голый зад да ледяными руками и хватаю, так они иной раз так визжали, будто на куски их резали… Одна со страху упала и лежала молча, лёжа мочилась. Только глаза таращила на луну. Я иногда от смеха чуть не до смерти задыхался.
Ханс-Йоахим Зеппельт, сын механика, иерей, отлучённый от клира, казалось, был рад рассказывать то, о чём ему было бы лучше и помолчать. Но он страха не знал, лишь бы похвастаться можно было. А его слушали, первый раз за всю его страшную жизнь, и он не мог заткнуться.
Да, все люди вокруг молча слушали его, кто ужасался, кто удивлялся, кто негодовал, но всё это они делали в тишине. Только костры потрескивали, освещая людей, а вокруг был темный, мёртвый город. И холодная ночь.
– А почему ты представлялся доктором Утти?– Спросил кавалер.
– Так то и был доктор Утти, он в город приехал людишек от язвы исцелять, а сам дурак от неё и преставился. Долго не гнил, крепкий был, пока вы его не порубили.
– А откуда у тебя было золото. Твоё?– Продолжал Волков.– От отца осталось?
– От отца мне мало чего досталось, братья забрали себе всё, а золото мне дети мои собирали.– Простодушно отвечал колдун.