– Что?– Спросил кавалер.
– Раз нет палаток, то долго они там сидеть не собираются. Сюда поплывут. Лодки у них есть.– Брюнхвальд помолчал и продолжил,– чёрт бы вас побрал, вы разворошили осиное гнездо, Фолькоф. Вы и правду убили Ливенбаха?
– Да, у меня его штандарт и его шатёр, но это он мне устроил засаду, а не я ему.– Отвечал кавалер.
Это звучало как оправдание.
– Вы молодец, Фольокф,– сухо сказал ротмистр,– этот мерзавец отправил много добрых людей на тот свет. А теперь родственнички решили за него отомстить, и они отомстят, уж будьте уверены.
– Вам-то чего переживать за такими стенами,– сказал Роха,– это нам волноваться нужно.
– Ты прав сержант, – холодно поглядел на него ротмистр,– но если бы сейчас был день, то ты увидел ты баржу, что он притащили сегодня вечером. Раньше у них только лодки были.
– Баржу?– Скарафаджо задумался.– Для лошадей что ли?
– На кой чёрт им лошади в городе.– Зло сказал Брюнхвальд.
– Для пушек,– сказал Волков глядя за реку.
– Для пушек, – сказал ротмистр глядя туда же.
– Для пушек,– повторил Роха.– Тогда дело дрянь.
– Дело дрянь, – согласился ротмистр,– если у них сто тридцать человек, а я думаю их ещё больше, то с двумя двадцатифунтовками, он разобьют мне ворота за день, у меня-то нет ни одной пушки. И все – мне и моим людям конец.
– Мы можем объединиться,– предложил Волков, он уже подумывал, как начать разговор про раку с мощами.
Но разговор начал сам ротмистр:
– Нет смысла, у вас тридцать человек, у меня тридцать, у них вдове больше, а может и не вдвое, у вас, я так понимаю, есть пушки, но и у них есть пушки, – он замолчал, глянул на Роху и сказал,– иди-ка, погуляй сержант.
Роха не двинулся с места, уставился на Волкова, ожидая его команды. Тот едва заметно кивнул, и Скарафаджо заковылял вниз по лестнице.
Ветер на небе разогнал облака. Появилась луна. Стало ещё прохладнее.
– Знаете, что я сторожу?– Спросил ротмистр глядя вслед Рохе.
– Деньги?– Догадался Волков.
– Деньги, – Брюнхвальд кивнул,– у них тут казачество. И денег тут горы. Ну не горы, но много.
– Горы? Много?– Кавалер хотел знать, сколько тут денег.
– Много, но не серебра, много меди, серебро они вывезли, как только чума началась. А вот меди ту полно, на два воза хватит, а может и больше. И монеты принца Карла и монеты архиепископа вашего и городские деньги, местные и чёрт знает, каких тут только нет. В общем, мне нужно их вывезти, мне не удержать цитадель, если сюда придёт полторы сотни еретиков с пушками.
– Я помогу вам.– Сказал кавалер.
– А я отдам вам мощи,– сказал ротмистр,– но вы мне напишите расписку, – он говорил как бы оправдываясь перед самим собой,-всё равно еретики разобьют раку на серебро, а кости святого выбросят в канаву. Пусть уж лучше ваши попы хранят их. И отсюда придется, уходит.
– Начинать нужно уже сейчас,– сказал Волков.
– Да, тянуть не следует, не приведи Господь, эти безбожники начнут, переправятся поутру.
– У вас есть подводы по эту вашу медь?
– Подводу меня дюжина, у меня лошадей нет, мы их съели.
– У меня есть лошади.– Сказал Волков.
– А как мы выйдем из города, – спросил Брюнхвальд,– люди курфюрста выпустят нас?
– Я немного подружился с офицером, – отвечал Волков,– думаю, он не станет нам мешать. Но посидеть перед его лагерем нам придётся. Пока он не убедится, что среди нас нет чумных.
– Кстати, а ка вам удалось не подцепить язву?
– Я вам потом расскажу,– обещал Волков.– Сколько лошадей вам нужно для вывоза меди?
– Четыре коняги мне не помешали бы.– Прикидывал Брюнхвальд.
– У вас будут лошади, а я хотел бы взглянуть на раку с мощами.
– Храм – вон он, – ротмистр указал рукой и добавил устало,– забирайте, не еретикам же мощи оставлять.
Храм был заперт, велев ломать двери своим людям, кавалер вернулся на винный двор за лошадьми. Пруффа и его люди не спали, все ждали возвращения командира, и когда он пришёл и сказал, что мощи отдают без боя и нужно собираться, и что они покидают город, кто то из людей капитана крикнул:
– Слава, кавалеру!
– Слава, слава,– не дружно, но радостно отвечали все остальные.
А он оглядывал на них и думал, что люди, сейчас славящие его, совсем недавно собирались его убить. А ещё он думал, что это первый раз, когда его славят, и славят заслужено, в другой раз кавалер этому бы порадовался, но сейчас он очень устал.
Когда утро едва забрезжило на востоке, первый караван подвод двинулся к южным воротам города. В первую очередь из горда вывозили медные деньги, пушки и конечно великолепную раку с мощами. Да этот ящик из шести пудов старого серебра и стекла был великолепен. Солдаты, да и офицеры приходили поглазеть на него, и все соглашались с тем, что делали раку великие мастера. На одной из сторон, раки была изображена, рельефная сцена казни святого великомученика Леопольда. Со всеми подробностями и мелочами. Другие стенки раки были тоже великолепны, на них были изображены события древние из Святой Книги.
Кавалер ехал рядом с подводой, то и дело глядел на это серебряное чудо, и понимал, что не только священные мощи так вожделел жирный Густав Адольф фон Филленбург епископ Вильбурга и Фринланда. И не будь так прекрасна рака, то может и не желал бы получить её епископ любой ценой.
Когда они подъезжали к воротам, уже рассвело. А кавалер был не спокоен, он знал, что не сможет успокоиться, пока рака не будет в Вильбурге. И он был прав. Успокаиваться было рано.
Длинный солдатский стол, из неструганых досок в дюжину локтей, разделял их и Георга фон Пиллена третьего форшнейдера Его Высочества Карла Оттона четвёртого герцога и курфюрста Ребенрее. Ротмистр Брюнхвальд и кавалер Фолькоф сидели на одном конце стола, Георг Фон Пиллен, офицер курфюрста с другого. Между ними, на столе, стояла жаровня с углями, как барьер между здоровьем и чумой. Брюнхвальд шлем снял, а подшлемник снимать не стал, назло негостеприимному фон Пиллену. Фон Пиллен и Волков сидели с непокрытыми головами, только в доспехе.
Фон Пиллен и не скрывал, что не очень-то рад им, смотрел на них исподлобья.
– Друг мой, вы же знаете, зачем я здесь,– начал Волков. – Не по своей воле, а по долгу рыцаря Божьего. Я забрал раку и хочу покинуть город, а это ротмистр Брюнхвальд, он охранял цитадель в городе и казначейство. По договору с городским магистром. Сейчас он тоже хочет покинуть город.
– Друг мой, – отвечал молодой офицер, чуть подумав,– и я здесь тоже не по своей воле. А по воле государя моего, коему я обещал, что язва не выйдет за стены этого города. Я не могу пренебречь словом, что дал Его Высочеству. Как могу я выпустить вас, если не знаю, что здоровы вы. Я уже и так преступил слово свое, пустив вас сюда, а вы ещё и людишек своих хотите вывести. И начать чуму в землях наших по-новому? Нет, господа, сие решительно невозможно.