– Поедемте, господин, вон темень, какая идёт,– заныл Ёган,– чего мы тут? Да и жрать охота. Вам тоже, наверное.
Да есть ему действительно хотелось. Он повернул коня и поехал в лагерь. Там уже пылали костры, готовилась еда, у его великолепного шатра Волкова встретили Брюнхвальд, Пруфф и Роха.
– Господа,– сказал он, слезая с лошади,– велите всем вашим людям мыться уксусом и сарацинской водой. Скажите, что всех кто не захочет, будем выпроваживать в город. Хворые нам тут не нужны.
– Все помоются, как скажите,– заверил Брюнхвальд.
А кавалер с приятным удивлением отметил про себя, что, таким образом, этой фразой, старый ротмистр признал его главенство.
– Всё будет сделано,– сказал Пруфф.
Теперь, когда они вышли из города с такими богатствами, Пруфф готов был выполнять любые прихоти Волкова.
– Я прослежу,– обещал Роха.
– Ёган грей мне много воды, и готовь много вина, после мытья, я прошу вас всех, господа, к себе на ужин.
Все: и Пруфф и Брюнхвальд и Роха кланялись. Они были польщены приглашением.
Ночью, он даже не проснулся когда кто-то легко и бесшумно вошёл в его шатёр. Ёган на входе пробубнил что-то тихо и чуть раздражённо, и всё. Он даже не вздрогнул, ни к мечу не потянулся, когда кто-то горячий и сильный забрался к нему под плащ, улёгся рядом, приник к нему, крепко обняв. Обдавая его сладкими запахами женской кожи и женских волос. Даже не открыв глаз Волков сказал:
– Я же велел не приходить, пока неделя не пройдёт, не слышал что ли? Все мои слова слушают, а тебя они вроде и не касаются, что ли?
А она закинула на него ногу так, что его правая нога оказалась между её ног, навалилась сладкой тяжесть сверху и, грея холодную свою руку об его живот, поцеловала в губы жадно и долго. Засыпав его сверху волосами. Потом оторвалась и сплюнула:
– Фу, а чего вы кислый то такой?
– Так уксусом мылся, – ответил он.-
– Ишь ты,– шептала она совсем рядом, живая и горячая.– Нельзя уксусом мыться, кожу он сушит, шелуха пойдёт. Зачем же им вы мылись?
– Что б язвой не пойти, доктор из Ланна советовал.
А он, лежа и млел, ощущая её дыхание на щеке. И слушал её глупости. Чувствуя, как её рука опускается по животу вниз.
– И что ж, вы весь такой кислый?
– А ты попробуй.
– Сначала скажите, вы там, в городе скучали по мне?
Вообще-то в городе ему было совсем не до скуки, но говорить ей он об этом не стал:
– Скучал каждую ночь.
– Честно? Говорите как на духу, как на исповеди. – Пытала Хильда.
Он обхватил её одной рукой, прижал к себе, стал нюхать её шею, и волосы, другой рукой гладил её крепкий зад и бедро.
– Ну, говорите, че вы принюхиваетесь, скучали по мне?– Не отставала она.– Честно говорите!
Он запустил руку ей между ног, и сказал:
– Только о тебе и думал.
– Честно?
– Честно.
Она стояла посреди шатра, оправляла нижнюю рубаху, собиралась платье одеть, кавалер лежал, ею любовался.
– Чего вы так глядите? – Спросила девушка.
– Ничего, красивая ты.
– Да, прям красивая? – Это был не вопрос, а требование продолжить восхищение.
– Да. Ты скажи как ты тут без меня жила?
– Да уж не тужила, – беззаботно заявила Брунхильда,– уж на мешках с горохом не спала, как с вами.
Кровати у кавалера не было, Ёган сложил мешки с бобами и горохом, накрыл их попоной, вместо одеяла плащ, спать было можно.
– А на чём же спала?
– Да уж на кровати.
– У фон Пиллена?
– А хоть и у него, а что ж нельзя что ли? Он молодой да горячий, говорит что любит.
– А ты и уши развесила.
– А хоть и развесила,– вдруг зло сказала Хильда, и быстро накинула платье.– От вас такого сроду не слыхала, а он может, и женится, обещал.
– Женится? Он? На тебе? Ты умом тронулась, он из родовой знати. А ты из холопов. Женится…– Волков зло ухмылялся.
– Вы себе палатку то добрую отобрали, у кого то, отбирать то вы мастак, – холодно говорила девушка, оглядываюсь вокруг,– да вот кровати у вас нет, пока кровати не будет, больше к вам не приду. У Георга буду спать.
Она откинула полог и вышла вон, даже и «до свидания» не сказав.
– Дура,– крикнул кавалер ей в след.
Сел на кровати, посидел, разминая кости, прислушался к своим старым ранам, и сказал зло:
– Женится он ей обещал, вот дура.
И заорал:
– Ёган, мыться и завтрак.
Глава 14.
– Пруфф, трофеи мы взяли богатые, несмотря на то, что вы хотели из города сбежать со своими людьми.
Кавалер не пригласил капитана за стол, Пруфф стоял, и изображал из себя смирную овечку, хотя пару дней назад едва не отдал приказ напасть на Волкова. Ну, а теперь, когда речь шла о дележе добычи, он был кроток и смиренен.
– Я как старший офицер возьму себе четверть всего, Роха получит сержантскую порцию, все остальные мои люди получат солдатскую порцию. Всё остальное ваше.
– И попы тоже получат порции?– Пруфф скептически топорщил усы.
– Брат Семион, дрался у арсенала, не хуже боевых орденских братьев, только символа веры на одеждах не доставало, брат Ипполит лечил ваших бездельников, и следил, что бы они мылись. Считаете, что они не заслуживают своей доли?
– Ну не знаю, может вы и правы, я спорить не буду.
– Конечно, не будете, – соглашался кавалер улыбаясь.– Сегодня я думаю посчитать всё, что мы взяли. Всё, Пруфф. Считать будем и ржавые наконечники для пик, что я видел в одной бочке, и грязные стёганки и гнутые стремена, и болты для арбалетов и те доспехи, что ваши люди нацепили в арсенале, их мы тоже посчитаем.
– Как вам будет угодно,– сказал капитан Пруфф.
– Монах, – крикнул кавалер.
Брат Ипполит уже был готов, и перо с чернилами и бумага все ждало начала работы.
– Тут я, господин.– Отозвался монах.
– Пошли,– Волков встал,– начнём с пушек.
Они втроём пошли к пушкам.
– Что ж пушки наша главная удача,– на ходу говорил Пруфф,– бронзовая полукартауна лучшая из пушек. Она при осаде хороша, и в поле выкатить её можно, не шибко тяжела. А в осаде и стену ею бить можно и на стену поставить, на всё эта пушка годна. Стоимость такой пушки тысяча шестьсот талеров и думать не нужно, куда её пристроить, всегда покупатель найдётся.
Дело было в том, что пушки Волков хотел оставить себе, очень, очень они ему нравились, и он сказал: