– Ну, раз так, то нет нужды удерживать вас, господа.– Отвечал молодой ротмистр.
– Господин фон Пиллен, деньги из казны города Фёренбурга, вам переданы. – Продолжал Волков,– а бронзовую полукартауну, что взял я у еретиков в арсенале, прошу вас принять сегодня, сейчас.
– Что ж, мой принц будет доволен,– сказал фон Пиллен,– пушку я видал, отличная пушка.
– На том разрешите нам отклонятся и отбыть,– сказал кавалер,– ждут нас.
– Я буду скучать без вас.– Сказал молодой человек.
И Волков ему поверил, и усмехнулся. Скучать то он будет – по Брунхильде. Стали разъезжаться, но фон Пиллен его окликнул:
– Господин кавалер.
– Да.– Волков остановил коня.
Молодой человек дождался пока все отъедут и произнёс:
– Я хотел с вами поговорить…
Он вздохнул, а кавалер сидел, улыбаясь, поигрывал поводьями. Кавалер знал, о чём будет разговор. Фон Пиллен, искал слова, а Волкову их искать не было нужды, и он заговорил:
– Говорить хотите о Брунхильде?
– Да,– признался юноша.– Как вы догадались?
– Она сказал мне.
– Сказала?– Удивлению фон Пиллена не было предела.– Она сказала вам о нас?
– Да и я благословляю вас.
– Что? Благословляете? На что?– Недоумевал молодой человек.
– Ну как на что, на брак, она сказал мне, что вы собираетесь, на ней женится.
– Женится? Я?
– Ну, да она мне так сказала, или вы не предлагали ей руки и герба своего?
– Я, я даже не знаю, может она не так меня поняла. Я просто думал…
– Что думали?
– Понимаете у меня родственники…– говорил молодой рыцарь как оправдывался.
– У всех родственники, так что выдумали насчёт женитьбы?
– Я не могу женится, понимаете, я из старого рода, у нас так не принято женится, и я надеялся…
– На что? Что я оставлю вам красотку, что бы вы тут не скучали?
– Да, но… Нет, нет я не так выразился…
– Прощайте фон Пиллен, я забираю её с собой, – кавалер тронул коня, – А вы всю жизнь будете вспоминать её, таких больше нет, и ещё может, пожалеете, что не женились на ней.
– Но она же гулящая!– Кричал ему в след фон Пиллен.– Как же на ней женится.
– Да гулящая! Ещё какая! Таких ещё поискать! Впрочем не ищите – не найдёте, прощайте фон Пиллен, вы упустили свой шанс.
Он ехал и смеялся, вспоминая печальное лицо юного ротмистра. Это утро, было холодным и прекрасным. Он сегодня поедет в Вильбург и дней через пять, с таким обозом ни как не меньше, он отдаст раку епископу. От этой мысли ему на душе было хорошо, и пусть что холодно. И он засмеялся, в кои веки. Сам с собой. По дороге он встретил Роху, тот сопровождал пушку, которую везли фон Пиллену, для курфюртса.
– Роха, не вздумай отдать ему лошадей, отдашь только пушку, лошади мои.
– Я понял Фолькоф,– отвечал Роха по кличке Скарафаджо.
Он глядел на кавалера и удивлялся. Он ни никогда не видел, что бы тот смеялся. Да такого он вспомнить не мог.
Глава 15.
Самая большая телега была для неё. В телегу уложили перины и одеяла, поставили корзины с едой и вино. Агнес уже сидела в телеге, укутанная в одеяла. А Брунхильду все ждали, хотя обоз уже давно уехал вперед. Кавалер кутался в плащ и ни чего не говорил. Слушал обычную болтовню Ёгана. Вскоре она пришла, была она в новом и дорогом платье, в шали и в новой замысловатой шапочке. Несла узелок, у телеги встала, застыла, стала ждать молча, ждала, пока Ёган слезет с лошади и поможет ей сесть в телегу. Села рядом с Агнес они попихались немного, пообзывались и Брунхильда закутавшись в одеяло, сказал монаху, что сидел возницей:
– Ну, трогай, что ли.
Госпожа, да и только, ещё и года не прошло, как за коровами навоз убирала в хлеву, да столы вытирала в харчевне. А тут вон, какая стала.
А на Волкова она даже не взглянула.
Посёлок Альбертслох стояла как раз между тремя большими городами, на перекрёстке. Если ехать из Фёренбурга, с северо-запада вверх по реке Эрзе, то непременно попадёшь в Альбертслох.
А оттуда идут две дороги, одна на юго-восток к Ланнау, в земли курфюрста-архиепископа герцога Рупперталь, а другая ровнёхонько на юг к Вильбургу, по земле Ребенрее курфюрста Карла. Альбертслох стоял очень удачно, и должен был бы процветать, но какая война не начиналась по соседству, то обязательно проходила через него. За последние пятнадцать лет, еретики проходили здесь трижды. Трижды его грабили и один раз сожгли дотла, когда раздосадованные еретики нисчем ушли из-под Ланна, по дороге, от злобы, спалили Альбертслох. И все кирхи в нём пограбили. Но всё-таки место было очень удобно для торговли, и посёлок оживал снова, как только война откатывалась отсюда.
Был полдень. Кавалер Фолькоф останавливаться в Альбертслохе не велел, хотел пройти за этот день побольше, уж больно медленно тащился его обоз. А он мечтал побыстрее закончить дело, передать раку с мощами епископу Вильбурга.
Он, и его новый товарищ Карл Брюнхвальд, ехали впереди колонны, разговаривали, когда Брюнхваль заметил людей на пригорке, у самой развилки:
– Видите их?– Спросил он у кавалера.
– Вижу,– отвечал невесело тот.
Брюнхвальд покосился на Волкова:
– Думаете, по вашу душу явились?
– Два посыльных офицера в цветах Руперталей, люди архиепископа, да ещё поп какой-то сними. Что им тут делать, здесь ещё земли принца Карла, – кавалер вглядывался в людей, что стояли на пригорке у дороги.
– Значит по вашу.– Резюмировал Брюнхвальд.
– Боюсь, что так,– отвечал Волков,– тем более, что поп мне точно знаком.
Они подъехали ближе, и он уже не сомневался, это был отец Семион.
А отец Семион стал спускаться с пригорка, скользя по ледяной грязи. Но теперь он выглядел иначе. Ни рваной одежды, ни простого символа веры из дерева. Сутана из фиолетового бархата, серебряная цепь с серебряным символом веры, добротные туфли вместо сандалий. Волков и Брюнхвальд встали у дороги, пропуская обоз вперёд, Ёган со штандартом и Сыч за ними.
– О, беглый поп-расстрига явился,– обрадовался Ёган, – повесим его господин? Эй, отец Семион, а мы тебе верёвку припасли.
Отец Семоин даже не глянул в его сторону, подошёл к кавалеру низко поклонился.
Ни Волков, ни Брюнхвальд на поклон не ответили, сидели, ждали. И монах заговорил:
– Рад видеть вас господин во здравии, – и тут он полез в сумку, что была у него на боку, и достал оттуда большой кошель, подошёл и протянул его Волкову.
Волка взял кошель, взвесил его на руке, кошель был очень тяжёл, заглянул в него. Там было золото.
