Он всё дорогу думал о словах банкира, и ещё недавнюю свою славу уже не принимал так радостно. Теперь он думал о том, что может и зря решил обосноваться в Ланне, не всё тут так просто, вернее всё совсем не просто, как ему казалось ещё вчера. Но земля была уже куплена, мастерские поставлены, и ему нужно было обживаться в городе, и быть готовым к трудностям. Куда ему теперь уезжать. Он решил жить тут, и местной знати придётся привыкнуть к нему, а придворным и рыцарям архиепископа подвинутся. Он решил остаться тут, тем более, что у него теперь есть такие друзья как Ренальди и Кальяри.
Не было придела радости солдатам Пруффа, когда кавалер вывалил на рогожу кучу серебра. Ёган, Хилли-Вилли, монахи и брат Семион и брат Ипполит и Сыч и Роха были тут же, все ждали своих денег и все волновались и радовались. Кроме Капитана Пруффа, тот был мрачен, и бубнил, не переставая, что это не те деньги, что можно было получить попозже и что кавалер их всё время обманывает и ведет себя не честно. Но никто его не слушал, солдаты были увлечены счётом, они считали доли. Волков тоже его не слушал, он глядел, как Сыч получает причитающиеся ему двадцать три монеты, и прячет их в кошель, под рубаху. Он знал, как этот дурак потратит свои деньги. Вернее на кого он их потратит.
И Волкову вроде, как и неприятно было, что Сыч ходит к бабе, которая ему нравится, а вроде и наплевать. Да нет, не наплевать, он почувствовал, что Фриц Ламме стал его раздражать, а раньше такого за собой кавалер не замечал.
«Погнать его прочь, – думал он,– пусть катится на вольные хлеба. Или нет, он полезен, бывает, и может ещё пригодится. Или просто запретить ему ходить к Брунхильде. А с чего бы? Другие то ходят к ней, почему Сычу нельзя, не жена же она мне. Да и денег он на неё тратит много, всё что он тратит на неё – я сберегаю».
В общем, он так и не решил, что делать, но к Сычу стал относиться гораздо хуже, хотя старался виду не показывать.
Шоссы Волков почти никогда не носил, не любил он пояса и подвязки, слишком долго всё это нужно было надевать и привязывать. Дублеты у него были, но покупал он себе только самые простые, солдатские, грубые, больше похожие на простые стёганки и без пуговиц, чтобы они не цеплялись за кольчугу. И туфли он не носил, не было у него ни туфлей, ни башмаков. Две пары не длинных, не модных сапог, одни грубые солдатские, под доспех, и ещё одни роскошные, но всё равно не модные. Его плащ, хоть и хорошего сукна и с ещё не вылезшим мехом и дорогой застёжкой, был длинен до пят и отлично хранил тепло у костра ночью. Но он был старомоден, как и его сапоги, и его меч, да и он сам.
Его сослуживцы в гвардии, частенько зубоскалили по поводу его одежды, но он не обращал на них внимания, и носил грубые сапоги с солдатскими штанами вместо ярких шоссов с изящными туфлями.
Но теперь нужно было манятся, у костров он спать больше не собирался, и плащ ему теперь нужен был короткий, модный, расшитый и едва прикрывающий зад.
Вместо солдатских простых штанов он купил себе тоже солдатские, свободные штаны-плюдерхозен. Дорогие и замысловатые, такие носили старшины и сержанты ландскнехтов, да офицерьё чёртовых горцев. Они хороши были, широки и удобны, и сочетались с шоссами, которых он взял две пары: Лиловые и синие. Ещё он взял себе добротные свободные штаны, длинной до колен, и сапоги с отворотами и легкие туфли, такие, что и по улице в них ходить нельзя, замараешься – только по паркетам. И замшевые башмаки. И два дублета, один ужасно дорогой, синий с белыми кружевными манжетами и стоячим воротниками тоже с кружевами. И второй простой серый, но с кольчужными вставками внутри, прикрывшими спину, грудь живот и подмышки. Этот дублет ему пришёлся по нраву, не мог он жить без брони. Впрочем, портной обещал ему тонкую кольчугу, не дорого, что и под синий дублет подойдёт. Волков смотрел на себя в огромное зеркало и не узнавал, перед ним стоял великолепный муж, представитель кровной знати, да и только.
– Вы просто граф, настоящий граф, – в открытую льстил ему портной.
– Берет синего бархата с пером, – сказал кавалер, не отрывая глаз от зеркала.
– Вам как рыцарю и воину, лучше подойдёт шляпа,– предлагал портной.
Но шляпа стоила в два раза дороже, и кавалер всё-таки хотел выглядеть более мирно, как и советовал ему банкир:
– Берет, и посчитай всё.
Пока портной считал, а его подмастерье ходил за беретами, Волков глядел уже не в зеркало, а на свою старую одежду. Она лежал мокрой, от снега и дождя, кучей, возле кресла, и казалась убогой, старой и грязной, по сравнению с той в которую он был сейчас одет. Нет, все вещи и обувь были ещё крепки и удобны. Но они уже были не его, а того, старого Волкова, который не расставался с арбалетом, который лез в страшные свалки и рубки, что выручить сеньора, и заслужить его благодарность. Который ходил в проломы, который был коннетаблем у взбалмошного барона-пьяницы. Это была одежда того небогатого и храброго Волков которого уже не было. Тот Волков, что смотрел на него из зеркала, красивый, высокий, великолепный, городской рыцарь – это был уже совсем другой человек.
– Двадцать два талера, кавалер.– Прервал его размышления портной.
– Разбойники, весь горд – одни разбойники,– говорил Волков примеряя, берет и, разглядывая себя в зеркало. Он остался доволен головным убором, достал деньги.
Он отдал двадцать две монеты, что чеканил курфюрст города и земли Ланн, двадцать две серебряные монеты. Тот Волков, что носил старую одежду, и которого уже не было, мог бы, и убить за такие деньги.
Он спустился в приёмную, где его ждали полусонный Ёган и мечтательный Сыч. Глаза Ёгана округлились:
– Бог ты мой! Господин, вы ли это?
– Экселенц, ну нет слов,– восхитился Сыч.
– Заберите вещи, и поехали побыстрее, – сказал Волков,– есть я хочу. Замёрзну я в таком виде, наверное.
Удивлённые взгляды своих людей его удовлетворили, но больше чем восхищение слуг, его интересовала реакция другого человека.
Ему хотелось увидеть, как отреагирует она.
Агнес уставилась на него, косила глазами и молчала, будто увидала чудо чудное. А Брунхильда, бросила взгляд, удивилась, открыла было рот, но так и осталась с открытым ртом, хотела видно сказать что то, да слов не нашла, а потом вспомнила, что она с Волковым, почему-то не разговаривает, и отвернулась, стала дальше пришивать кружева к рубахе.
Реакцией молодых женщин кавалер остался доволен, и без слов было ясно, что его вид произвёл на них нужное впечатление. И сказал:
– Собирайтесь, со мной поедите.
– Куда?– Спросила Агнес.
– Недосуг мне, – высокомерно ответила Брунхильда и продолжила шитьё.
– Я велел Ёгану телегу запрягать, для вас. Вам будет интересно поглядеть. Собирайтесь.
– Платье лучшее одевать?– Спросила Агнес.– Как в церковь?
– Как в церковь.– Кивнул кавалер.
– Холод на улице, снег, – продолжала упрямиться красавица,– платья у меня зимнего нет, башмаков зимних нет, шали нет. Без меня езжайте.
