– Огонь! – кричит майор, до ближайшей колонны шведов всего сто пятьдесят метров, картечь проходит совсем густо.
– Огонь! – Едва пушкари успевают перезарядить орудия.
Ещё дважды стреляют пушки картечью, пока выжившие шведы не оказываются за линией результативного огня картечью, на расстоянии более трёхсот метров. Дальнейший огонь картечью не эффективен, а фугасы майор решил экономить, пушки перестают стрелять, что служит командой открытия огня для стрелков, залёгших по обеим сторонам ущелья, убедившись, что шведы отходят, затем переходят в бегство, не выдержав необычайно беглого огня. Наверняка офицеры шведского полка подумали, что в засаде не сорок стрелков, а несколько сотен, такой частой и эффективной оказалась стрельба из ружей. Николай командует сбор трофеев и легкораненых пленников. С этим делом татары уже знакомы, не проходит и часа, как две сотни легкораненых и контуженых шведов нагружены связками пик, узлами с одеждой, снятой с убитых солдат. Ценности и деньги дружинники несут в своих карманах, не доверяя пленным. Подгоняя не пришедших в себя шведов, дружинники спешат догнать своих бойцов, ушедших за два часа на добрый десяток километров.
За следующие пять дней никто магаданскую дружину преследовать не пытался. Все удачно добрались до реки, влившись в огромную колонну пленников, гружённых трофеями. По льду рек всем пришлось пройти более двухсот километров вверх по течению, сопровождая две тысячи мужчин и женщин с узлами, тележками и тачками. Преследования, к счастью не было, потому шли медленно, с полноценными ночлегами, где всех кормили горячей пищей. Да и шведы были свои, из шестнадцатого века, умели быстро развести костёр, разбить палатки, легко проходили с грузом полсотни километров в день, не простывали и не натирали ноги. Потому до Кируны добрались за неделю без каких-либо потерь.
Там дружинников ждала выстроенная крепость, с запасами продуктов на год осады. Для прибывших мастеров были выстроены бараки с печным отоплением. Тех мастеров, у кого имелись дети, Николай подселил в дома зажиточных горожан. Остальным были обещаны отдельные дома в случае добросовестной работы. Мастерам-плавильщикам и кузнецам, естественно. Все остальные ремесленники и молодые парни, включая две сотни пленных шведских солдат, после недельного отдыха отправились в сопровождении сотни дружинников на северное побережье. Шли мужчины, понятное дело, не с пустыми руками, везли с собой на санях железные слитки, запасы продуктов, конфискованные ткани. Сам Николай с двумя пушками и полутора сотнями бойцов оставался зимовать в Кируне, намереваясь разбить любую армию, если шведы рискнут зимой воевать. Учитывая запас патронов и снарядов, имевшийся у дружинников, с армией менее пяти тысяч человек к Кируне шведам можно было не соваться. Николай же сильно сомневался, что шведы за зиму соберут подобную армию.
По неистребимой привычке опера, он продолжал моральную дезинформацию противника. Всем жителям Кируны и редким приезжим из соседних хуторов объявили, что Швеция подарена ему и его другу магаданским царём. Потому в ближайшие годы маленькая Швеция будет полностью захвачена и присоединена к огромному Магаданскому царству. Поэтому дикари, живущие на этих землях, подлежат обучению магаданскому языку. Тех, кто усвоит магаданский язык, будут брать на работу за деньги и научат делать магаданские товары и оружие. Тех, кто захочет, возьмут в магаданскую армию. Остальные, кто не сможет разговаривать по-магадански, будут использоваться на тяжёлых работах, в рудниках и на лесоповале. Они будут работать бесплатно, за питание и крышу над головой. Как говорится, учите язык! Что характерно, шведы поверили настолько, что удивился сам Николай. Видимо, во все времена люди склонны верить самым глупым выдумкам, насколько бы идиотскими они ни были. Пришлось организовать школу изучения русского языка, где иногда самому преподавать, проверяя уровень обучения шведов русскому языку своими бойцами, татарами, что характерно.
Из захваченных трофеев каждый дружинник получил неплохую сумму серебром, не считая выданных тканей и других ценностей. Грабить горожан Кируны и окрестностей майор запретил, объяснив, что эти земли уже его и горожане его подданные. Татары поняли причину, тем более что питались все централизованно, а деньги нужны были только на спиртное и девиц, чего первые месяцы вполне хватало, а в успешных набегах будущим летом никто не сомневался. Горожане, привыкшие к совершенно иному поведению шведских солдат, грабивших лавки своих соотечественников, как в покорённой стране, прониклись к чужакам определённым уважением и начали разговаривать по-магадански. Отчего же говорить на этом языке, если магаданцы так сорят деньгами?
Николай, отдохнув от суматошного рейда, убедился, что добыча руды и выплавка железа налажена, принялся разъезжать по соседним хуторам и селениям. Он практиковался в шведском языке, заводил знакомства, выменивал меха и продукты, вербовал осведомителей. Не скучал, одним словом, и едва не проворонил приближение целой армии с юга. О чём, кстати, сообщил шведский крестьянин, когда привёз гарнизону заказанные продукты. Отправив разведку, майор принялся ломать голову над картой города и окрестностей, выбирая удачную тактику обороны. Он мог, конечно, закрыться в крепости, взять с собой мастеров и их семьи, оттуда магаданцев никакая армия не выкурит до весны. Однако при таком раскладе шведы могут взорвать рудники и разрушить все мастерские, сплошной убыток получается.
Поэтому вариант с пассивной обороной отпадал. Но что делать? Логично напрашивался вывод – идти навстречу врагу и громить его на подступах. Как ни крутил майор, ничего толкового придумать не мог. С такими мыслями он отправился спать, во сне продолжая просчитывать разные варианты обороны, вплоть до запруживания реки направленным взрывом. Взрывчатки, конечно, хватит, но это лишь отсрочит осаду на неделю-другую, не больше. Оптимальный вариант появился после возвращения разведки. Бойцы подтвердили, что армия шведов насчитывает до десяти тысяч солдат. Из них до тысячи кавалерии, которая идёт в авангарде и давно бы достигла Кируны, если бы не обоз с полусотней или больше пушек. Этот обоз и сдерживает продвижение шведов, продвигаясь по двадцать – тридцать километров в день, не больше.
– На сколько вёрст растянулась армия? – Николай повернул командиру разведки карту. Тот показал расстояние между кавалерией и артиллерией шведов, растянувшихся на добрый десяток вёрст.
– Вот здесь, чуть впереди пушек, шатёр генерала Шлиппенбаха, командующего армией, – дружинник отметил на карте крутой поворот дороги. – Генерал впереди пушек идёт, но недалеко, видать, беспокоится за них. Думаю, знает, какие мы укрепления в Кируне выстроили, без артиллерии крепость не взять.
– Разрешите доложить, – внезапно распахнулась дверь, и, весь в клубах морозного воздуха, в избу вошёл крестник Николая, Павел, в девичестве (до крещения) татарин Мустай. Он оставался командовать сотней дружинников и строителями на побережье. По довольной роже хитреца всё понятно стало без слов, заскучали бойцы без трофеев и воинской славы.
Так и оказалось, когда Павел рассказал последние новости. Сотня за лето выполнила всё, что планировал Николай. Артельщики выстроили крепость, избы для себя и казармы для будущих войск. Дружинники разведали все окрестности на неделю пути, распродали весь привезённый товар, накупив рыбы и припасов на два года вперёд. Мехов выменяли у саамов, оленей завели. К осени стали скучать, завидуя ушедшему на юг отряду. Артельщикам хорошо, те работают и работают, новые дома строят, мастерские разные, как Николай нарисовал. Корабелы за лето приготовили материал, начали первый коч собирать. А дружинники лишь стрельбы раз в неделю проводят да караульную службу несут.
