– Здравия желаю, господин командир. – Отдал честь дружинник, весело улыбаясь.
– Где Николай, что с ним? – едва не схватил за грудки тугодума подполковник.
– Так, в Кируне, с генералом Шеттингофом воюет, – невозмутимо улыбнулся десятник.
Лишь через полчаса Петру удалось узнать все подробности шведских похождений Николая. Зимой, после уничтожения артиллерии и кавалерии шведского вой-ска, Николаю всё же пришлось отступить в крепость у городка Кируны. Майор, однако, понимал, что рудники и мастерские придётся сдать врагу. Потому постарался отправить всех мастеров с семьями, кого не вместила крепость, на север, вместе с пленными шведскими кавалеристами. Благо гужевого транспорта хватило, чтобы люди забрали с собой имущество. Сам Николай с дружинниками заперся в крепости, тянуть время до весны, пока Пётр не привезёт следующих бойцов. Продуктов хватало, татары уговорили оставить в крепости полсотни трофейных коней. Почти всю зиму, пока Шеттингоф медленно обкладывал крепость со всех сторон, татары устраивали дерзкие рейды по тылам врага.
Кольцо блокады уже замкнулось, когда с севера подошли семь десятков дружинников с четырьмя орудиями, решивших поддержать осаждённых. В остроге на побережье остались полсотни дружинников, вытянувших несчастливый жребий. И хотя им предстояла тяжёлая работа по охране и перевоспитанию двух тысяч шведов, парни жалели, что они не в Кируне. Там их друзьям приходится сложнее, однако интереснее. Услышав относительно хорошие новости, Пётр успокоился. Захватить без артиллерии крепость с тремя сотнями стрелков и восемью пушками десятитысячная армия не сможет. Правда, Шеттингоф может доставить артиллерию, сняв её с военных кораблей, на что уйдёт около месяца. Скорее всего, генерал так и поступил, значит, уже месяц дружинникам приходится туго.
Короче, утром пять сотен вновь прибывших дружинников и полсотни ветеранов нагрузили оголодавших коней тюками с боеприпасами и двадцатью орудиями, оставили шведов на попечение сотни новичков. Пётр объявил, что всеми командует Лариса до прибытия Елены Александровны, взял четыре рации, оставив жену на связи, и отбыл на юг. Три сотни вёрст команда спасения прошла на едином дыхании, за девять дней. Невероятно, однако все бойцы понимали, что их быстрое появление может спасти окружённый гарнизон. Потому проходили по горной местности до тридцати километров за день, для чего вставали задолго до рассвета и двигались до наступления темноты. Так что костры для бивуака разжигали с помощью факелов. Вымотались за дорогу невероятно сильно, но терпели, чтобы убедиться, что спешили не зря. Шведы, напуганные высадкой неизвестных врагов на севере страны, захвативших рудник и ограбивших пару городков, за зиму стянули под стены Кируны едва не двадцать тысяч солдат.
С вершины ближайшей горы Петро внимательно рассматривал то, что осталось от Кируны. Судя по полуразрушенным стенам крепости, боеприпасов у осаждённых осталось мало. Иначе бы они не позволили подтащить так близко осадные орудия, разбивавшие пудовыми ядрами деревянные стены крепости с пары попаданий. Значит, только ружья магаданской дружины в состоянии стрелять, отражая вялотекущие шведские штурмы крепости, рассчитанные на изматывание противника, выбивание у него боеприпасов. Пушечные заряды у Николая, похоже, давно закончились. Едва Пётр уточнил дислокацию вражеских сил и место базирования шведского генералитета, он решил совместить полезное с приятным. Не только отбросить шведов от Кируны, но и разгромить их, пленив генералов и часть войска.
Так что одним прекрасным майским утром Николай проснулся от знакомых звуков, долго не мог понять, в чём дело. Сидел на кровати, тупо вспоминая, что такого непонятного в звуке выстрелов ему показалось знакомым. Пока не сообразил, слишком часто стреляют орудия, чтобы быть шведскими. Значит, пришла долгожданная помощь, которую они ждали лишь через месяц. Командир пришёл, будем жить! Едва накинув куртку, майор выскочил на улицу, бегом забираясь на стену. Ещё вчера вечером, там, за границей дальности ружейного выстрела, стояли два десятка шведских пушек. Две недели они обстреливали крепость, от полного разрушения которой осаждённых спасала низкая точность попаданий да отвратительная скорострельность. Стреляли шведские пушки с интервалом в полчаса, не чаще.
Всё же ещё неделя, и стены крепости были обречены. Последние дни Николай с бойцами планировал пробиться ночью из крепости на север, уходить к побережью. Жаль, раненых набралось почти сто бойцов, из них половина неходячих, но надеялись на сохранённых три десятка трофейных коней. К счастью, помощь пришла, пора подыграть Петру. Николай скомандовал общий сбор, спустился на небольшой крепостной дворик. В строю было сто восемьдесят из двухсот восьмидесяти трех живых защитников крепости. Семнадцать бойцов погибли, в основном от артиллерийского обстрела крепости за последние недели.
– Бойцы, – Николай внимательно смотрел на осунувшиеся чумазые лица дружинников, не находя там признаков паники. – Бойцы! Помощь пришла. Слышите выстрелы? Это пушки нашего командира Петра! Думаю, он обязательно окружит часть шведов и прижмёт их к стенам крепости! Приказываю, взять весь боезапас и занять позиции у обоих ворот. По команде выйти из крепости и захватить пленных шведов, подавить сопротивление огнём! Задача ясна?
– Так точно! – с просветлевшими лицами гаркнули бойцы, разбегаясь по местам.
Ждать пришлось недолго, скоро наблюдатели заметили, что к стенам крепости выбегают шведы, озираясь назад. Николай отыскал заброшенный рупор, в который подал на шведском языке команду сдаваться, прямо со стены. Для пущей ясности из ворот крепости стали выходить её защитники с ружьями наперевес. Николай всё повторял и повторял своё предложение о сдаче в плен, пока особо раскатистая канонада не подтолкнула первого шведа к принятию решения. Он вышел вперёд, отбрасывая в сторону алебарду, и несмело двинулся к стенам крепости. Тотчас к нему подошел ближайший дружинник, указывая сесть на чистое место, швед сел, прикрывая голову руками. Все напряжённо ждали продолжения, дружинник невозмутимо повторил свой жест, приказывая садиться остальным шведам, ещё державшим оружие в руках.
И столько было в жесте дружинника усталости, безразличного желания всё закончить, да без крови, что шведы перестали бояться. Они целыми отрядами бросали оружие, подходили к стенам крепости, усаживаясь на прогретую весенним солнцем землю. В самом деле, за время осады ни один из мирных жителей не пожаловался на жестокое отношение таинственных магаданцев. К тому времени, как передовые отряды Петра подошли к стенам крепости, количество сдавшихся шведов достигло пяти тысяч солдат. Остальные бежали на юг, к морю, бросая по пути раненых и больных. Через два дня, когда вернулась отправленная в преследование конная группа, количество пленных составило шесть с половиной тысяч солдат, из них почти тысяча раненых.
Сам генерал Шеттингоф со всем штабом был захвачен в плен, вместе с осадной артиллерией шведской армии. Все пленные шведы тут же попали в руки коварных магаданских офицеров, Петра и Николая. Те работали с пленниками азартно, напористо, с небольшим перерывом на сон, с одиночками и в группе. Убеждали, покупали, запугивали, но добивались своего. Через неделю был сформирован первый шведский полк, вооружённый, правда, алебардами. Десятниками и сотниками там были дружинники, получившие к ружью по револьверу – отличительному признаку командного состава. Временным командиром полка стал Петро, взявший себе в заместители сразу трёх опытных дружинников, из числа ветеранов, выдержавших осаду. Пока Головлёв приглядывался к ним, решая, кого назначить полковником, склоняясь к кандидатуре Павла, того самого, что пришёл на выручку осаждённым ещё зимой. Кроме военных талантов и навыков подполковник ценил инициативу, особенно связанную с взаимовыручкой. Ещё двести шведов перешли в артиллерию, вторыми и третьими номерами к магаданским наводчикам. Шведские офицеры и генералы пока держались, но все понимали, стойкость их ненадолго, до следующей победы магаданцев.
