– Ишь ты, как повернул, – не выдержал Годунов. – А ну как на царскую парсуну кто иной порчу наведёт?
– Побойтесь Бога, – перекрестился Валентин, привычно поворачиваясь к образам, – истинно говорю вам, нет никакого колдовства. Спросите у патриарха, сам Христос отрицал колдовство. Есть чудо Божье, есть намоленные иконы и святые мощи. Коли парсуна государева будет на виду у народа, так все лишь здоровья царю пожелают, отчего государю лишь лучше будет. Подумайте сами, когда нехристи наши церкви грабят, иконы жгут, неужели от этого православная вера смущается?
С другой стороны, никто в церквах и в домах на иконы православные не плюёт и не колдует. Коли лик государев повесить на общее обозрение, в церкви какой или в Кремле, у какого татя хватит смелости плохого пожелать прилюдно государю и его парсуну испортить? – продолжал агитацию военврач, стараясь заговорить «пациентов». – У нас, в Магадане, лики царя в каждом присутственном месте висят, в казармах, на кораблях морских, во всех приказах. И государь наш Владимир Владимирович, только славу от этого и крепкое здоровье имеет. Потому как народ магаданский своего царя любит и уважает, не за лик красивый, а за деяния государственные. За ум и смелость, за нестяжательство и любовь к народу. В землях латинских, как вы знаете, картины давно рисуют, ничего не боятся. Более того, знатные рыцари и дворяне, короли, сами нанимают живописцев, чтобы свою парсуну потомкам оставить. Коли латиняне не боятся тех картин, почто нам, православным, того опасаться. Нечто наша вера слабее, чем латинская?
Милости прошу, государь, освободи Влада Быстрова и не наказывай Жанну Быстрову. Коли немилы они тебе, сразу увезём их в свои пределы и на Русь пускать запретим. У нас с русскими людьми общие предки, мы вышли с Руси, и никогда плохого чего магаданцы Руси не пожелают и не сделают. Да, у нас разные обычаи, но за это нельзя наказывать. Союз Руси и магаданцев выгоден нам обоим, не ломай его, государь.
– Иди, – отвернулся от Валентина Иоанн.
На ватных ногах спускался военврач из царских палат, не зная, как понимать ответ Ивана Грозного. Машинально вернулся в факторию, успокоил Жанну, отвёл ей комнату для ночлега, распорядился усилить охрану на ночь. Долго не мог уснуть, пока не забылся в коротких отрывочных снах, просыпаясь каждые полчаса. Утром ждал вызова в Кремль, так ничего и не высидел. Лишь после обеда Валентин решительно стряхнул с себя оцепенение, решил искать другие пути освобождения Влада. Вспомнил, как поступали в Чечне, и решил пойти всеми возможными способами.
Вызвал одного из самых надёжных дружинников, крещёного вогула Никодима. Парня молодого, но ушлого и коммуникабельного. Объяснил ситуацию, которую и так знала к утру вся Москва. О том, что магаданского немца-коновала посадили за колдовство, судачили даже на папертях. Так вот, военврач выдал Никодиму московскими серебряными деньгами огромную сумму в десять рублей и отправил к дому царского палача. Предварительно договорились, что Никодим переоденется по-здешнему и к палачу подойдёт незаметно. Задачей дружинника было максимальное облегчение возможных пыток для Влада, если тому придётся долго ждать освобождения, пусть останется живым и здоровым. С собой у дружинника была мазь от ожогов и порошки аспирина, наверняка необходимые арестанту. Ещё целый тюк тёплой одежды, с зашитыми записками оптимистического характера, чтобы Влад не падал духом.
Ещё Валентин принялся из подручных средств мастерить направленный микрофон. Усилители на лампах у него были, как запасные части для рации, а присоединить к усилителю направленный микрофон даже у военврача ума хватило. После этого, уже вечером, Седов инструктировал трёх надёжных дружинников, как пользоваться направленным микрофоном и где это делать. Убедившись, что парни всё поняли, он отправил их на телеге, опять же переодетых простыми торговцами, в сторону Московской торговой компании. Были огромные подозрения, что оттуда ноги растут у ареста Влада. Тот факт, что дружинники не знают английского, ничему не мешал. Своим осведомителям и агентам англичане команды отдают на русском языке. Телега, на которой отправились слушать англичан, была нагружена высокой копной сена, с которой микрофон прослушает через ограду все помещения английского представительства.
Сам Валентин поутру планировал нанести визит боярину Никите Романову, тому самому, что оболгал Влада. Провести разведопрос, этому термину научили Анатолий с Николаем, выяснить подробности, расширить круг лиц, подозреваемых в связях с англичанами. Может, что и выйдет. Намекнуть Романову на взятку, если откажется от обвинений в колдовстве, кто знает, жадность человеческая бездонна, может, согласится?
Так, в хлопотах вокруг освобождения Влада, прошли пять дней. Палач исправно брал деньги, тёплые вещи, обещал милостиво относиться к узнику, но делал ли это? Никакой возможности проверить, жив ли Быстров и как себя чувствует, не было. Несмотря на это, Никодим продолжал навещать палача, приносил тому подарки и угощение. От подарков палач не отказывался, но ни единой весточки из поруба не принёс. Ещё меньше информации приходило из царских палат. Алексею Иоанн ни о чём не говорил, дьяки тоже ничего не знали, скорее, делали вид, что ничего не знают. Валентина в Кремль не вызывали, никаких вестей не присылали. Дважды военврач пытался пробиться на приём к царю, уже официально, но не был принят ни разу.
Никита Романов, которого каждый день навещал магаданец, крутился, как уж на сковородке. Ничего не отрицал, с жалостью в голосе рассказывал, как умерла его любимая сука, отравленная злым колдуном Владом Быстровым. Намёки и прямые предложения магаданца насчёт заплатить и компенсировать с лихвой дорогую утрату, ежели боярин заберёт своё обвинение, Романов игнорировал, словно был глухим на оба уха. Один раз Никита задумался, после предложения магаданца ему заплатить немедленно десять тысяч золотых червонцев. С этой монетой русские уже были знакомы и весьма ценили её. Так вот, Романов едва не согласился на это предложение, так, по крайней мере, показалось Валентину. Тогда он добавил:
– Если ты, боярин, согласишься, все десять тысяч могу через полчаса к тебе в усадьбу привезти.
Но Романов уже взял себя в руки и не реагировал на речи военврача. Зато тем же вечером следившие за Московской торговой компанией дружинники подслушали его разговор с одним из англичан. Романов настаивал на увеличении его гонорара на сто фунтов, которые англичанин обещал привезти через полгода, не раньше. Романов ушёл, явно довольный. Однако узнать, о чём речь, не получилось. За что англичане платят боярину, было непонятно. Всё же дело сдвинулось с мёртвой точки. Да так сдвинулось, что стрелять пришлось.
Той же ночью две сотни неизвестных, вооружённых пищалями и саблями бандитов напали на магаданский острог. Почти в центре Москвы, в спокойное мирное время, при внешне хороших дружественных отношениях магаданцев с царём. Само нападение часовые прозевали, потеряв убитыми шесть дружинников, которые успели поднять тревогу. Дальше пошло веселее, из ружей и револьверов дружинники и командиры за считанные секунды расстреляли всех забравшихся вовнутрь крепости бандитов. Затем отличились пушкари, исправно выстрелившие вдоль стен, согласно инструкции по охране острога, картечью. После этого вопрос с нападающими отпал, осталось собрать раненых и трупы. Днём дьяки Разбойного приказа опознали в некоторых убитых холопов Никиты Романова, в чём тот охотно признался и пожаловался, что те холопы два дня как сбежали, о чём Никита хотел сообщить в Разбойный приказ. Накануне собирался, да занемог, не успел.
