С момента их отъезда здесь стало куда многолюднее. Наконец-то подтянулся Мартынов с остальными людьми, и вся площадь была заставлена боевой техникой. Местные немного прибалдели от происходящего и частью сидели по домам, а частью, напротив, сновали туда-сюда. Нашлось в городе и какое-то количество мужчин… Странно, до этого момента Сергей видел только женщин и тех, кто пошел на службу к немцам, а сейчас оказалось, что есть здесь и мужики. Причем не только старики, а люди вполне призывного возраста. Видать, или те, кого не успели призвать в первые дни войны, или те, кто уклонился сам. Теперь же они просили, чтобы их приняли в отряд – успели хлебнуть страха, когда жили под немцами, и теперь выбирали меньшее зло. Мартынов принимал, хотя и не всех – наверняка понимал, что возни с этими не имеющими представления об армейской дисциплине орлами будет много. Но все же набирал, лишний штык никогда не лишний. Впрочем, эту задачу отец-командир спихнул на Вострикова, благо журналюга обладал и чувством слова, и шустрым пером, а сам с интересом рассматривал трофеи.
– А, явился, герой, – вместо приветствия сердито пробурчал Мартынов, когда лязгающее гусеницами чудовище вкатилось во двор и замерло, выпустив наружу Хромова и его людей. – Я тебя что, за ручку водить должен?
Следующие несколько минут он, уведя младшего товарища в дальний угол двора (остальные деликатно не приближались, опасаясь попасть под горячую руку), деловито распекал его за несогласованные действия и отсутствие дисциплины. Называл анархистом, махал перед носом кулаком – и закончил наконец достаточно неожиданным «а в целом одобряю». Ну и немного позавидовал тому, что Сергей успел обзавестись по-настоящему преданными помощниками, один из которых, тот самый Громов, сейчас охранял «тридцатьчетверку», очевидно, всерьез опасаясь, что кто-то другой наложит на это чудо техники лапу. Оставалось лишь подивиться такой предусмотрительности старого вояки и согласно покивать. Ну а после, отпущенный из-под грозных очей полковника, Сергей едва не бегом отправился к своему новому танку, дабы на месте определить, что же из него получилось.
Надо сказать, немецкие механики явно рассчитывали заработать доппаек и вообще усиленное питание. Во всяком случае, постарались они на совесть. Башенка выглядела малость непривычно, но притом вполне органично вписывалась в очертания боевой машины. Сергей залез, посмотрел – даже покрасить успели, ну надо же! И, главное, обзор из нее был вполне приличный. Все же немецкая оптика – это вещь!
После БТ внутри «тридцатьчетверки» ощущения были, словно пересел с «приоры» на мерседес. Ну, в крайнем случае, на «тойоту». И не только в защите, хотя, конечно, после БТ с его противопульной… Нет, сорок пять миллиметров стали – это не триста, как на Т-72, но для местных реалий тоже серьезно. Да и вообще просторнее. Башня, конечно, маловата, но пространства внутри корпуса намного больше, и организовано оно куда разумнее. Плюс место механика-водителя фрицы успели облагородить, впихнув вместо костедробительной табуретки, по недоразумению названной креслом, аналог, снятый с какого-то немецкого танка. Удобно получилось. Словом, задумка с привлечением вестбайтеров (ну, или как там их назвать) оказалась весьма удачной. Оставалось пристрелять орудие – и можно идти в атаку.
Как раз в этот момент снаружи раздался злобный треск мотоциклетного двигателя, и к танку с форсом подкатили Игнатьев и Хинштейн. Последний вылез из коляски кривясь и постанывая, но это не помешало ему, хромая на обе ноги, добрести до «тридцатьчетверки» и постучать по броне здесь же подобранной железякой. Получилось внушительно, а главное, так звонко, что Сергею показалось, будто он сидит внутри гигантского колокола.
– Чего бренчишь? – недовольно спросил он, высовываясь из лобового люка.
– А чтобы тебя разбудить. И напомнить, что ты в экипаже не один.
– Слушай, Альберт, а может, тебе пойти подлечиться?
– Во-первых, не такой уж я больной. Во-вторых, почти всех докторов мы с ранеными отправили, благо место было. Одна Светлана Александровна осталась, а на ее рожу смотреть… На фиг, на фиг. В-третьих, ты думаешь, что найдешь того, кто стреляет лучше меня?
Сергей, по здравому размышлению, пришел к выводу, что не стоит напоминать товарищу о его промахах, когда они штурмовали мост. С непривычки и не такое случается. Куда больше его расстроила отбывка их медчасти. Все же сестричка, с которой он давеча перемигивался, была очень даже ничего, и шуры-муры с ней закрутить определенно стоило. А вообще, конечно, прав Хинштейн, и разбивать их группу не стоило. Он махнул рукой:
– Ладно, не стой тогда. Лезь, давай.
Хинштейн не заставил себя дважды упрашивать. С трудом сгибая ноги – видно было, что ходить ему из-за ожогов сплошное мучение, – он залез вначале на броню, а затем аккуратно вполз в башню. Повозился, устраиваясь поудобнее, и чуть не получил по голове сапогом от влезающего следом Игнатьева. Тот, натянув шлемофон, от чего сразу стал похож на стимпанковского героя, как их любят изображать на обложках соответствующих книг, огляделся и недовольно пробурчал:
– Все равно тесно. И заряжающий нужен…
– Вот тебя бы им и назначить, – усмехнулся в ответ Хромов. – Вон, какой лось. Но на эту должность, чтобы брал больше и кидал дальше, мы человека и так легко найдем. Займись лучше рацией, а то я в этой немецкой хрени ни ухом, ни рылом.
– Можно подумать, я ухом-рылом, – в тон ему ответствовал Игнатьев.
– Ну, так возьми какого-нибудь фрица, пускай объяснит. А то вон их сколько без дела шляется.
– А что, это идея, – ухмыльнулся экстремал и полез наружу. Сергей мысленно плюнул: вот ведь, орел нетерпеливый, подождать не мог. Отстрелялись бы – потом учи, сколько хочешь. Впрочем, сейчас, потом – не все ли равно.
Рация в очередной раз подтвердила золотое правило: по мере развития техника усложняется внутри, но упрощается снаружи. Электроника двадцать первого века имела максимально простой интерфейс, рассчитанный, такое впечатление, на дебила. Здешние рации – местный хай-тек, с которым должен работать профессионал высокой квалификации. Лампочки, крутилки, переключатели, циферблаты – все неинформативно, алгоритм работы непонятный, и натыкано это добро, такое впечатление, бессистемно.
Вдобавок в полный рост встал языковой барьер. То есть немец-то, впечатленный кулаком перед носом, и рад бы помочь, да не может, не понимают его. Переводчик же в танк уже толком не помещается, а сгонять с места Хинштейна, который, надо признать, весьма мужественно терпел боль от ожогов, как-то не комильфо. Кончилось тем, что Хромову пришлось вылезать и ходить вокруг машины, злобно попинывая траки. За этим занятием его и застал Васильич.
– Что творишь, старшой? – весело поинтересовался он.
– Жду, когда эти болваны рацию освоят, – честно ответствовал Сергей.
– Ну, тогда это надолго…
– Ну да, а времени – в обрез.
– Почему? Командир сказал, здесь ночуем.
– Ага. Нам еще орудие пристреливать, там вся оптика новая. А для этого надо еще место подобрать.
