Но больше всего Хромова впечатлили не горы трупов и не жженая техника. Этого он насмотрелся уже. Самое жуткое впечатление на него произвела лобовая броня его собственного танка, вся покрытая мелкими оспинками-вмятинами. Будто какой-то пьяный великан вздумал заниматься чеканкой, право слово. Получился такой шедевр сюрреализма, что любой восточный мастер сдохнет от зависти. Сергей попытался их пересчитать, но уже на второй сотне безнадежно сбился. Да уж…
Правда, серьезных повреждений зенитки танку нанести не смогли. Не тот калибр. Единственно, заклинило крышку люка – выбираться пришлось через башню – и вдребезги разбило расположенный на ней перископ. Плюс ствол пулемета в шаровой установке на лобовом бронелисте загнуло аж под девяносто градусов – мелочь. Впрочем, немцы-механики, испуганно оглядываясь на злого донельзя Сергея, обещали все исправить быстро-быстро. Крышку люка – с помощью кувалды и какой-то матери. Кстати, русский мат уже освоили в совершенстве, молодцы. Так, глядишь, и вообще обрусеют. Пулеметов у них в достатке, а если что, с подбитого танка снимут. Да и прибор наблюдения установить новый, немецкий, тоже с подбитого танка. Как это у них получится, оставалось лишь гадать, но если сумеют – это хорошо. Из стандартного видно совсем паршиво.
Так что они возились возле танка, а Сергей, привалившись к покосившемуся фюзеляжу полуразбитого самолета, мрачно наблюдал за ними. Адреналин схлынул, но спать, несмотря на навалившуюся усталость, не хотелось совершенно. Режим с этими дневками-ночевками сбился в хлам, вот и выдавал организм непонятную реакцию. Оставалось думать, подсчитывать потери да рисовать в голове не слишком радужную картинку.
И Кириленко погиб. Вот уж не думал Хромов, что исчезновение спорщика-оппонента, с которым жестоко цапались не раз и не два, окажется таким неприятным сюрпризом. Но погиб их комсомольский вожак, сгорел в танке, прикрывая его броней вытаскивающих раненых красноармейцев. И отбивался до тех пор, пока не рванули баки, превратив машину в гигантский костер… Сергей ловил себя на мысли, что вряд ли смог бы так же, не на мощно забронированной «тридцатьчетверке», а в допотопном БТ, встать между людьми и вражескими пушками. И до последнего вести огонь из уже горящего танка. Может, из таких комсомольских лидеров в будущем и вырастут олигархи, но сейчас из них уже родились герои.
Именно в этот момент к нему и подошел Мартынов. Был у него какой-то вопрос, но Сергей опередил. Просто повернулся и спросил:
– Скажи, зачем все это надо было?
– Что именно?
– Зачистка аэродрома, вот что. Самолеты вы уже пожгли, инфраструктуру уничтожили, полосу капитально испортили. Все, нет у них больше аэродрома, а что кто-то уцелел – так и хрен бы с ними. Зачем было лезть, гробить людей?
– Самолеты уничтожили, а пилоты? Их подготовка дороже, а главное, дольше, чем производство любого бомбардировщика.
– Верю. Но риск был чрезмерным. Александр Павлович, я понимаю, ты опытнее меня и все такое, но не верю я, что дело того стоило. Этих фрицев все равно отправили бы в тыл, так что…
– Ладно, успокойся, – прервал его гневно-усталую тираду Мартынов. – Увлекся я, увлекся, доволен? И потом, вечно забываю о разнице подготовки солдат местных и… наших. Там бы справились без проблем.
Повернулся и ушел. Затем вернулся и уже другим тоном, спокойным и сухим, предупредил, что сразу по окончании ремонта, похорон убитых и погрузки всего, что можно, аэродром запалят и будут уходить обратно в леса. Здесь их рано или поздно обнаружат и уничтожат, а там стоит попробовать учинить неудавшийся ранее прорыв в тыл противника. Дубль два, так сказать. Что же, может, он и прав…
Бросок получился отчаянный. У немцев нашлись очень подробные карты района – летчикам такие нужны, потому ничего удивительного. Правда, у летунов своя специфика, да и надписи были сделаны на немецком, но Мартынову это неудобства не доставило. Опыт не пропьешь. Так что маршрут он разработал достаточно быстро, и половину ночи, день и еще ночь их колонна всем своим видоизменившимся составом шла практически без остановок. Только дозаправиться да справить естественные надобности, и то малую нужду некоторые ухитрялись прямо на ходу стравливать.
Марш дался тяжело, приходилось то и дело меняться за рычагами и баранками, чтобы хоть немного поспать во время таких перерывов. Увы, получалось не очень. Под конец больше двух часов не мог высидеть даже «железный» Игнатьев, при том что у него получалось еще лучше, чем у других. Вдобавок скорость упала километров до двадцати в час, не более. Но все равно, на привал встали лишь после того, как один из грузовиков ушел в придорожный кювет – водитель уснул за рулем.
Правда, на сей раз, обустраивая лагерь, они постарались замаскироваться как следует и никуда не ходить без крайней нужды. Повторения ситуации с воздушным налетом никто не жаждал. А самолеты уже летали; как только рассвело, они несколько раз слышали гул моторов. Правда, далеко, но ясно было – их ищут со всем тщанием. Так что из-за глупой лени вляпаться – ищи дураков!
Как Сергей нашел в себе силы полезть в протекающий неподалеку широкий ручей, чтобы смыть пот, он и сам не знал. Но, к его удивлению, оказался не одинок. Мылись практически все, смывая с себя усталость, грязь, пропитавшие одежду запахи дыма и жженого мяса и ощущение почти случившейся катастрофы. Люди устали смертельно, и какая-то разрядка им была нужна. Отдых, водка, бабы – лучшее, что придумано за всю историю для снятия стресса. Увы, с последним было совсем туго, отдыха – только до вечера, так что пришлось ограничиться тем, что выпили по стакану разведенного спирта, благо, его запас имелся. Кто хотел – тот мог и больше, Мартынов разрешил, но, как ни странно, желающих почти не находилось. И почти сразу их лагерь, за исключением часовых, провалился в сон.
Хромов выпил вместе со всеми. Не трофейного коньяка, хотя он имелся в достаточном количестве, а все того же демократичного пойла, что и остальные. И, что характерно, вечером проснулся без малейшего признака похмелья. Даже ломота в мышцах практически ушла. Все же спирт здесь умели делать весьма качественный. Так что настроение, с которым Сергей устраивался на ставшем уже практически родным сиденье механика-водителя, можно было охарактеризовать как вполне сносное.
На этот раз они уже не пытались изображать скаковых лошадей. Во-первых, темно и плохо видно. Во-вторых, прошел дождь, от чего дорога стала скользкой, и грузовики на ней изрядно «водило». Ну и, в-третьих, раз их не накрыли еще днем, значит, все, оторвались. Колонна месила грязь, уходя все дальше от мест активных действий.
Шли почти всю ночь, и с дневкой получилось еще удачнее, чем в прошлый раз. К утру они вышли к небольшой, дворов пятнадцать, деревне. Обычно такие проскакивали, не останавливаясь, но здесь и сейчас решено было не гнать дальше и передохнуть в почти человеческих условиях. Тем более, с начала войны немцы в этой глуши появлялись всего-то пару раз, реквизировав половину куриц, свинью, много яиц и двадцатилитровый бидон молока. И все как-то, неприятно – но далеко не смертельно. Полицаев нет, распоряжается всем председатель колхоза, огромный добродушный мужик, заросший начавшей седеть бородой так, что глаз не видно.
