– Я знаю.
Он сжал руку в кулак.
Огонь расколол комнату, рука Виктора упала, и тело директора тоже.
Виктор глубоко вздохнул, успокаиваясь.
А потом вытащил из кармана листок бумаги. Страница из потрепанной книжки, строки заштрихованы, за исключением четырех слов.
Поймай меня, если сможешь.
Виктор оставил дверь открытой.
Выйдя в темноту, он вытащил телефон из кармана.
Тот снова гудел, имя Сидни сияло белой полосой на черном фоне. Виктор выключил телефон и выбросил в ближайший мусорный бак.
А потом он поднял воротник и ушел.
II
После
За пределами Мерита
Сидни прижала телефон к уху, слушая, как гудки сменяются тишиной, автоматической голосовой почтой, длинным звуковым сигналом.
Было пятнадцать минут первого, и ни следа Виктора. Машина стояла в темноте прямо за знаком «Мерит, 23 мили». Митч напрягся на сиденье водителя, а Дол высунулся из заднего окна.
Сидни расхаживала по траве, затем попыталась позвонить Виктору в последний раз.
И попала прямо на голосовую почту.
Сидни повесила трубку, поймала себя на том, что собирается написать сообщение, но вспомнила, что у нее больше нет своего телефона. Что означало, что у Сидни больше не было номера Джун. И даже если бы был…
Сидни сунула телефон обратно в карман. Она услышала хлопок машины, тяжелые шаги Митча по траве.
– Эй, ребенок, – начал он. Его голос был таким нежным, словно он боялся сказать ей правду. Но Сид уже знала – Виктор не придет. Она уставилась на далекий горизонт, сунула руки в пальто, почувствовала кости своей сестры в одном кармане, пистолет в другом.
– Пора ехать, – сказала она, возвращаясь к машине.
Митч завел двигатель и снова выехал на шоссе. Дорога тянулась вперед, ровная и бесконечная, почти как поверхность замерзшего озера.
Сидни подавила желание снова оглянуться.
Виктор, может, и ушел, но нить все еще сплетала их жизни. Это привело Сидни к нему однажды и приведет еще раз.
Не важно, как долго или далеко ей придется идти.
Рано или поздно она найдет его.
Если у Сидни что-нибудь и было, так это время.
III
После
ЭОН
Хольц вздрогнул, но не от вида трупа на стальном столе, а от холода.
В складском помещении был ледник.
– Теперь не такой крутой, – пробормотала Бриггс, ее дыхание вырывалось облачками пара.
И это было правдой.
Лежа там, под холодным белым светом, Элиот Кардейл казался… юным. Весь его возраст таился в глазах, холодных, как у акулы. Но теперь они были закрыты, и Кардейл выглядел не как серийный убийца, а скорее как младший брат Хольца.
Хольц всегда задавался вопросом, где проходит грань между телом и трупом, где человек перестает быть собой – «им» или «ею» – и становится «этим». Элиот Кардейл все еще выглядел как человек, несмотря на мертвенно-бледную кожу и все еще блестящие пулевые ранения – маленькие темные круги с зубчатыми краями.
Никто не знал, как Хэверти смог сделать Эли человеком или, по крайней мере, смертным. Точно так же, как они не знали, кто стрелял в ЭO или убил бывшего ученого ЭОН – хотя все, казалось, предполагали, что это был Виктор Вейл.
– Хольц, – огрызнулась Бриггс. – Я тут задницу отмораживаю, а ты на труп любуешься.
– Извини, – сказал Хольц. – Просто думаю.
– Ну так перестань думать, – сказала она, – и помоги мне их загрузить.
Вместе они переместили труп Кардейла в хранилище, которое по сути представляло собой ряд глубоких ящиков в подвале комплекса ЭОН, предназначенных для бессрочного размещения останков погибших ЭО.
– Один есть, – сказала она, царапая заметки в своем буфере обмена, – еще один.
Глаза Хольца переместились на другое тело, которое терпеливо ждало на собственной стальной доске.
Рашер.
Хольц как можно дольше избегал смотреть на своего старого друга. Не только из-за огнестрельных ранений, которые яркими пятнами выделялись на старых шрамах, но и потому, что не мог поверить своим глазам – Доминик так много пережил. Они отслужили вместе четыре года и проработали здесь бок о бок еще три.
И все это время Хольц понятия не имел, что Рашер такое.
Риос всегда говорила им не делать предположений, что ЭО не утки – им не нужно ходить или говорить, или пахнуть, чтобы подпадать под описание.
Но все же.
– С ума сойти, да? – пробормотал он. – Так вот задумаешься, сколько их там. И здесь. Если бы я был ЭO, то, поверь, сюда я бы точно не сунулся.
Бриггс не слушала.
Он не мог ее винить.
ЭОН был в чрезвычайном положении. Они довольно быстро вернули заключенных под замок, но в процессе все равно потеряли четырех ЭО, треть солдат валялась в лазарете, пятеро погибли. Операция в суде обернулась полной катастрофой, первый неубиваемый ЭO был мертв, возможно, стараниями их бывшего сотрудника, а директор сегодня даже не удосужился прийти на работу.
Хольцу нужно было выпить.
Бриггс запечатала двери холодильной камеры, и они поднялись обратно на основные уровни.
Хольц проскользнул через охрану и вышел на улицу, радуясь, что его смена наконец-то закончилась.
Его машина стояла на парковке, рядом с машинами остальных работников. Это был желтый скоростной автомобиль, такой, который привлекал животным изяществом – он не просто ездил. Он бродил, рычал, грохотал и мурлыкал.
Другие солдаты ЭОН любили подкалывать Хольца, но он с тех пор, как выбрался из армии, многого и не просил – только быстрые машины и красивые девушки – и был готов заплатить за одно из перечисленного.
Он сел за руль, двигатель приятно заурчал. Хольц включил обогрев, все еще пытаясь стряхнуть с себя холод морга и шок последних двадцати четырех часов. Миновав ворота, Хольц включил радио, пытаясь заглушить скрежет гравия.
Он покачал головой – ЭОН наверняка мог позволить себе проложить им частную дорогу, но, видимо, не хотел поощрять какое-либо движение. Так что, если вы были гражданским лицом, гравий в этом районе был признаком того, что вы забрели не в ту сторону.
Хотя некоторые люди не понимают намеков – как вот этот мудак, подумал Хольц, глядя вниз по дороге.
На обочине припарковалась машина, низкое черное купе, задние огни мигали, капот поднят.
Хольц замедлил шаг, задаваясь вопросом, должен ли он позвонить, но затем увидел девушку.
Она склонила голову над двигателем, но, когда Хольц остановился возле ее машины, выпрямилась, вытирая лоб.
