Ненадолго стало.
Эли делал все возможное, чтобы быть хорошим, достойным. Чтобы избежать гнева отца.
Но затишье не может быть бесконечным. Пастор снова увидел дьявола в своем сыне и повел Эли обратно в часовню. Иногда между избиениями проходило несколько месяцев. Иногда несколько дней. Иногда Эли думал, что он это заслужил. Что ему это даже нужно. Он подходил к кресту, цеплялся пальцами за холодный металл и молился – не Богу, а своему отцу. Молился, чтобы пастор перестал видеть то, что видит, чтобы не вырезал новые перья в изорванных крыльях на спине сына.
Эли научился не кричать, но в глазах по-прежнему все расплывалось от слез. Цвета в витраже смешивались и оставался лишь свет. Эли цеплялся за него так же, как за стальной крест.
Он не знал, как сломался, но хотел исцелиться.
Он хотел, чтобы его спасли.
XI
Четыре года назад
ЭОН, Лабораторное крыло
Стелл постучал пальцами по стойке.
– Я пришел поговорить с одним из ваших субъектов, – сказал он. – С Эли Кардейлом.
– Извините, сэр, он на тестировании.
Стелл нахмурился:
– Опять?
Он уже трижды приходил к Эли, и трижды его заворачивали.
Первый раз предлог показался правдоподобным. Во второй – раздражающим. Теперь Стеллу явно лгали. До сего момента он не пользовался своим положением, не хотел ни головной боли, ни репутации скандалиста. ЭОН оставался новой структурой, его структурой – настолько новой, что здание даже не было закончено, – но это также была его ответственность. Стелл понял: что-то не так. Беспокойство защемило, как язва.
– Это тот же ответ, который мне дали в прошлый раз.
Женщина – Стелл не знал, кто она, врач, ученый или секретарь, – поджала губы.
– Это исследовательская лаборатория, сэр. Тестирование здесь частое явление.
– Тогда вы не будете против прервать текущую сессию.
Женщина нахмурилась еще сильнее:
– С таким пациентом, как мистер Эвер…
– Кардейл, – поправил Стелл. Он всегда считал это прозвище вызывающим и высокомерным (хотя и отчасти пророческим). – Его настоящее имя Элиот «Эли» Кардейл.
– С таким пациентом, как мистер Кардейл, – исправилась она, – тестирование требует огромной подготовки. Досрочное завершение опыта будет пустой тратой ресурсов.
– А это, – перебил Стелл, – пустая трата моего времени. – Он ущипнул себя за переносицу. – Я буду наблюдать за тестом, пока тот не закончится.
Тень легла на лицо женщины.
– Возможно, вы предпочли бы подождать здесь…
Беспокойство Стелла превратилось в страх.
– Отведите меня к нему. Сейчас же.
XII
Двадцать три года назад
Первый дом
Эли сидел на ступеньках крыльца и смотрел на небо.
Это была прекрасная ночь, вспышки красных и синих огней окрасили дом, газон, часовню. «Скорая помощь» и фургон коронера припарковались на траве. Первая приехала зря, другой ждал.
Эли прижимал к груди старую Библию, пока полицейские и медики кружили вокруг него, словно на орбите, близко, но не касаясь друг друга.
– Парень в шоке, – сказал офицер.
Эли так не считал. Он не чувствовал потрясения. Не чувствовал ничего, кроме спокойствия. Может быть, это и был шок. Эли все ждал, когда оно исчезнет, чтобы ровный гул в голове сменился ужасом, печалью. Но ничего не происходило.
– Да кто станет его винить? Месяц назад мать потерял. Теперь вот это.
Потерял. Странное слово. Потеря предполагает что-то временное, то, что можно восстановить. Он не потерял свою мать. В конце концов, именно он ее нашел. В ванне. Она плавала в белом платье с розовыми пятнами, ладонями вверх, будто в молитве, руки вскрыты от локтя до запястья. Нет, он не потерял ее.
Она ушла от него.
Бросила Эли одного, взаперти с пастором Джоном Кардейлом.
Женщина-медик положила руку на плечо Эли, и он вздрогнул, наполовину от удивления, наполовину от того, что последние рубцы еще не зажили. Она что-то сказала. Он не слушал. Несколько мгновений спустя они выкатили тело. Медик пыталась закрыть Эли, но он и так ничего не увидел, только черный пакет с телом. Смерть была чистой. Ухоженной. Стерильной.
Эли закрыл глаза и вспомнил отца, лежащего у подножия лестницы. Красная лужица расползалась вокруг головы пастора как ореол, только в темном подвале кровь выглядела черной. Его глаза были влажными, рот открывался и закрывался.
Зачем отец туда пошел?
Уже не узнать. Эли открыл глаза и начал рассеянно листать страницы книги.
– Сколько тебе лет? – спросил медик.
Эли сглотнул.
– Двенадцать.
– Ты знаешь своих ближайших родственников?
Он покачал головой. Где-то была тетя. Возможно, двоюродный брат. Но Эли никогда их не встречал. Его мир был здесь. Церковь отца. Их паства. Наверное, была какая-то система, чтобы сообщать о праздниках, рождении или смерти.
Женщина отошла от него поговорить с двумя офицерами. Ее голос был низким, но Эли уловил некоторые слова:
– У мальчика ничего не осталось.
Но опять же она ошиблась.
У Эли не было ни матери, ни отца, ни дома, но у него осталась вера.
Не из-за шрамов на спине или из-за менее «ощутимых» проповедей пастора Кардейла. Нет, Эли уверовал потому, что почувствовал, когда столкнул отца с лестницы в подвал. Когда голова пастора ударилась об пол. Когда он наконец перестал двигаться.
В этот момент Эли ощутил покой. Словно кусочек мира стал правильным.
Что-то – кто-то – направлял руку Эли. Придал ему смелости положить ладонь на спину отца и толкнуть.
Пастор прокатился по ступеням как мяч и наконец приземлился бесформенной кучей.
Эли медленно спустился, достал телефон из кармана. Но он не набрал номер, не нажал кнопку вызова.
Вместо этого Эли сел на нижнюю ступеньку, подальше от крови, взял телефон в руки и стал ждать.
Ждать, пока грудь отца не остановится, пока лужа крови не перестанет растекаться, пока глаза пастора не станут пустыми, безжизненными.
Тогда Эли вспомнил одну из проповедей своего отца.
«Те, кто не верит в существование души, никогда не видели, как она отлетает».
Он был прав, подумал Эли, наконец набирая 911.
Действительно была разница.
– Не беспокойся, – сказала медик, возвращаясь к крыльцу. – Мы найдем, куда тебе пойти. – Она опустилась перед ним на колени в попытке оказаться с ним на равных. – Знаю, это страшно. Но я скажу тебе кое-что, что помогает мне, когда мне плохо. Каждый конец – это начало чего-то нового. – Она выпрямилась. – Ну же, идем.
