Фрисби врезался в него с легким треском, и Джун ринулась к здоровяку в образе бодрой молодой брюнетки, лопоча извинения и ослепительно улыбаясь.
– Все в порядке, – ответил он, потирая затылок. – Меня фрисби не свалишь.
Мужчина протянул диск обратно, и когда Джун коснулась его, жизнь здоровяка пронеслась перед глазами, словно кинолента.
Он был таким открытым, таким человечным. Митч Тернер. Сорок три года. Приюты, ободранные колени и сбитые в уличной драке костяшки. Компьютерные экраны и визг автомобильных шин. Наручники, тюремная камера и кафетерий, мужчина с импровизированным ножом, приглушенная угроза, а затем – Джун увидела лицо, которое узнала.
И благодаря Митчу теперь у нее было имя.
Виктор Вейл.
В воспоминании Митча этот человек был худым, но еще не изможденным, в тюремных серых цветах, а не в черных. Легкое движение запястья, и нападавший с криком рухнул на пол.
Эта встреча стала для Митча отправной точкой – с тех пор в его воспоминаниях постоянно мелькали голубые глаза Виктора, его светлые волосы. Пока они не нашли ее. Сидни, окровавленная и промокшая от дождя, в слишком большом пальто. Сидни, которая не была человеком. Сидни, с которой Митч не знал, что делать, как обращаться. Сидни, с появлением которой он обрел другой вид страха.
Страх потерять.
И спрятанное во всем этом, как лист бумаги в книге, последнее воспоминание. Еще одна блондинка. Тело, погребенное огнем. Выбор, задушенный сожалением.
– Извини, – снова повторила Джун, даже когда воспоминания Митча проносились в голове. – Я ужасно бросаю.
– Ерунда, – ответил Митч, излучая доброту, тепло.
Он откинулся на траве со своей книгой и улыбнулся. Джун улыбнулась в ответ и попрощалась, ее внимание уже обратилось к девушке под деревом.
* * *
Неизвестный номер: Я забыла тебе сказать.
Неизвестный номер: Меня зовут Сидни.
Джун положила мобильный телефон на ладонь. Конечно, она уже знала имя девушки, но хорошо, что она сама написала. Джун хотела, чтобы все произошло естественно, пусть они и сошлись несколько странно.
«Приятно познакомиться, Сидни, – ответила она. – Я Джун».
Хорошо, подумала она с улыбкой.
Теперь они могут стать настоящими друзьями.
V
Три недели назад
«Хайтс»
Лифт звякнул, прибыв на четырнадцатый этаж. Джун вышла в холл и подошла к кремовой двери. Она почти ожидала найти запасной ключ на дверной коробке или под ковриком, но там ничего не было. Ну и ладно. Два тонких кусочка металла, и через полминуты она была внутри.
Квартира Марселы Риггинс была почти такой, как ожидалось: кожаный диван, шикарный белый ковер, медные бра, куча денег, ноль души.
Тем не менее имелось несколько странных штрихов. Дыра в двери спальни, дорожка из мусора, что-то вроде обожженной бумаги, отмечающая путь разрушения. Стеклянный порошок на стойке и полу. Но первым, что проверила Джун, был винтажный проигрыватель. Того вида, что богачи покупают как предмет интерьера, а не механизм. Но рядом лежала небольшая стопка пластинок, даже если только напоказ. Джун перебрала их, пока не нашла что-то веселое, и поставила, смакуя шорох иглы по пластинке.
Музыка полилась в квартиру.
Джун закрыла глаза и слегка покачнулась.
Песня напомнила ей о лете. О смехе и шампанском, плеске воды в бассейне, занавесках на веранде и сильных руках, а еще о грубом сланце под щекой и…
Джун сняла иглу, и песня остановилась.
Прошлое было прошлым.
Мертвым и глубоко зарытым.
Она бродила по спальне, рассеянно провела рукой по одежде в шкафу – половина из которой, казалось, пала жертвой гнева Марселы. Внезапно загудел телефон.
Сид: Мне так скучно.
Сид: Хотела бы я быть с тобой.
Джун набрала ответ.
Джун: Ты можешь.
Сид: Не могу.
Они уже не раз обменивались этими фразами, пусть обе и знали, что встреча им на самом деле не светит.
В конце концов, Джун могла быть кем угодно, а Сидни, казалось, могла быть только собой. Приметная в своем постоянстве внешность Сид сведет на нет собственное преимущество Джун. И, конечно же, речь шла о других – о Митче и, что более важно, о Викторе. Поначалу Джун не понимала природу этих отношений или степень привязанности Сидни, пока та наконец не сломалась и не рассказала ей все.
* * *
Это было прошлой осенью, и они вели один из своих ночных разговоров, каждая сидя на крыше, в разных городах, но под одним и тем же небом. Сидни устала – устала жить на чемоданах, устала от вечного бега, устала не жить нормальной жизнью.
Джун, конечно, задавалась вопросом, почему они так много передвигаются, и долгое время думала, что компания в бегах. Но было еще кое-что, она знала это и ждала, когда Сидни ей доверится.
Той ночью Сид настолько устала, что сказала правду. Виктор ищет того, кто сможет ему помочь.
– Как помочь?
– Он болен. – Долгая пауза. – Я это сделала.
– Как ты могла сделать его больным?
– Я думала, что смогу его спасти. Я старалась. Но это не сработало. Не так, как должно.
Джун замялась. Она видела, как Сидни воскрешала маленьких животных, знала, что означает ее вмешательство.
– Ты воскресила Виктора?
– Да. Я уже возвращала людей… – едва слышно прошептала Сид. – Но когда они похожи на нас, все труднее. Нужно лезть в темноту намного дальше. Я думала, что схватила всю нить, но она была истертой, растрепанной, должно быть, я пропустила что-то, и теперь… его сила работает неправильно.
Последние слова походили на дыру в доспехах, шанс задать вопрос, который мучил Джун с того дня, как она задела мужчину в черном. В чем тайна его могущества? Она заметила что-то в уме Митча, во всяком случае, получила смутное представление, затем почерпнула больше из страха здоровяка и осторожных слов Сидни. Виктор мог больше, чем просто заводить машины или решать загадки с закрытыми глазами.
– В чем сила Виктора? – спросила она и услышала, как Сид сглотнула.
– Он причиняет людям боль.
Пауза.
– Сидни, – медленно сказала Джун. – Он когда-нибудь делал тебе больно?
– Нет. – А потом: – Не нарочно.
Гнев прорезал Джун, как нож. Гнев и мрачная решимость освободить Сидни от тисков Виктора.
Пока ей это не удалось.
Но попробовать еще раз стоит.
– Если ты когда-нибудь захочешь уйти…
Но Джун всегда знала ответ, еще до того, как его услышала.
