Помещение заканчивалось глухой стеной, по центру которой еще можно было разглядеть черную, проходящую параллельно полу, рудоносную жилу.
– Дальше хода нет, – в который раз озвучил общие нехорошие мысли Малёк.
– Без тебя вижу! – гаркнул Тритон, остановившись. Руки его невольно начали рыскать по карманам в поисках фляжки со спиртом. «Тут одним глотком не отделаешься, – подумал он мрачно. – В пору хорошенько надраться. Угораздило же! Связался с мазуриками на свою голову! Не надо было спасать их тогда! Шел мимо – и иди дальше! Дурак!»
– А где выход тогда, про который ты говорил? – поинтересовался Малёк, с укором глядя на проводника.
– Ты, вместо того чтобы болтать попусту, – процедил Тритон, – бери в руки факел и топай искать, откуда ветер дует. По стенам внимательно смотри, может, где вентиляция имеется.
Парень обошел помещение. Вернулся.
– Ничего там нет, – скорбно сообщил он.
– Не может быть! – не поверила Вобла. – Ну-ка, дай, я сама проверю!
– Что я, врать, что ли, буду?
– А откуда тогда сквозняк?
Парень и девушка вопросительно посмотрели на Тритона.
Тот раздраженно бросил:
– Да мне почем знать?! Я вам что, шахтер, что ли?! Трещины, может, какие-нибудь в породе, разломы. Через них и сквозит, наверное.
– Значит, выбраться с этой стороны не получится? – робко спросил Малёк. – Что же тогда будем делать?
Сбрасывая рюкзак на землю, сталкер злобно ответил:
– Здесь переждем, пока солдаты не уйдут. Или примем бой. Место хорошее, обороняться будет удобно. – Он поднял недобрый взгляд на попутчиков, спросил: – Или есть еще идеи?
Других предложений ни у кого не было.
Начали обустраиваться. Развели костер, вскипятили немного воды, чтобы согреться. Всем нестерпимо хотелось есть.
Тритон сидел вдали от огня, потирая раненую конечность и тихо постанывая. Действие лекарства заканчивалось, а очередную порцию необходимо было поберечь – последняя. Боль находила волнами, и иногда накатывало так, что хотелось выть.
«Если не шевелить ногой, то вполне можно терпеть», – приободрил себя сталкер.
Но очередной приступ оказался сильнее обычного.
«Все, кажется, обезболивающее окончательно перестало действовать. Что еще есть? Спирт? – Тритон тряхнул фляжку. На донышке слабо булькнуло. – На один глоток. Не поможет. Тогда как унять боль? В таком состоянии не то что бежать, сидеть невозможно!»
Сталкер огляделся. На стене увидел висевшие на крючке шахтерскую куртку и сумку. «Может быть, там есть что-то? Стоит посмотреть».
Улов оказался небогатым: посеревший от времени, свернутый в несколько раз лист бумаги – какой-то незаполненный бланк; пустая сигаретная пачка да ржавый ключ с биркой, на которой был выдавлен номер «217». Предполагая, что это может еще пригодиться, Тритон машинально положил найденное себе в карман.
«Потом посмотрю внимательней. Сейчас с ногой надо что-то решать».
Тритон с трудом сел на землю, попросил Воблу принести рюкзак. Достал из загашника остатки порошка, высыпал под язык. «К черту все! Лишь бы унять боль». Подождал немного, запил лекарство остатками спирта. В голове от такой адской смеси сразу же затуманилось, а перед глазами поплыло. «Пустяк. Зато полегчало».
Он понял, что сильно устал, тяжесть навалилась на плечи, голову. Сталкер понимал, что спать было бы непростительной ошибкой, но справиться со слабостью он уже не мог. «Надо набраться сил. Надо набраться сил. Надо…»
Он уснул.
Глава 11
Педаль проваливается вниз, легко, без сопротивления. Это же сон? Ведь это же сон? ЭТО ЖЕ СОН?!
Машина летит под откос. Все происходит слишком быстро, так быстро, что невозможно хоть что-то успеть предпринять, но достаточно медленно, словно в замедленной съемке, для того, чтобы запомнить этот момент навсегда. Все картинки, как кадры в кино, впечатываются в сетчатку глаз, прожигают ее, навечно сохраняясь шрамами в памяти.
И все кружится. Пляшет в адском танце. Дьявольский вальс. Гремит железо. Лопаются шины. Трещит обшивка, рвется, как сухая, перегретая на солнце бумага. А внутри этой консервной банки – две тряпичные куклы. Их с силой кидает в разные стороны, несколько раз ударяет о приборную панель, и только ремни безопасности не дают им вылететь через разбитое стекло прочь.
Вода хлещет по лицу. Идет дождь. Тряпичные куклы лежат неподвижно. Вставайте! ВСТАВАЙТЕ ЖЕ! – кричит им дождь. Их лица в крови. Одежда в крови. Асфальт в крови. Черное небо тоже будто в крови. Весь мир для них в крови.
– Тритон, проснись!
Выныривая из тягучей бездны, сталкер вскрикнул.
– Успокойся, это я.
– Что случилось? – хриплым голосом спросил здоровяк.
– Тебе кошмар приснился, – ответила Вобла. – Ты кричал во сне и имя одно все время повторял – Марта.
Тритон приподнялся на локтях. Огляделся. Малёк, свернувшись калачиком, спал у костра. Обстановка была спокойной. Нога тоже перестала болеть.
– Черт! – тихо выругался сталкер. Руки тряслись. Все его тело колотило мелкой дрожью. – Черт! – повторил он, окончательно проснувшись.
– Это твоя жена, да? – спросила Глазастая.
Грудь сжало, к горлу подкатил ком. Проводник не смог ответить, так и лежал, молча глядя на девушку.
– Расскажи, – мягко попросила вдруг Вобла. В ее тоне слышалось беспокойство и искреннее желание помочь. – Иногда это помогает, – добавила она.
Тритон хотел ответить ей грубо, послать куда подальше. Но не смог. Слова застряли в горле, как рыбья кость. Он вдруг понял, что просто сойдет с ума. Когда-нибудь, и это будет, видимо, совсем скоро, он окончательно свихнется в своем одиночестве, которое все это время так старательно оберегал от чужаков. «Может, и в самом деле рассказать? Что я теряю?»
Тритон сел на камень и начал говорить.
* * *
Нас было трое. Я, Марта и Димыч. Со школьной скамьи вместе. Друг за друга горой стояли. Мы жили в маленьком городке – знаешь, такие везде есть: с грязью, заводскими трубами, бетонными покосившимися стенами и вечным несмываемым запахом тлена, который въедается во все вокруг настолько, что ты просто перестаешь его замечать. Там все друг друга знают, ненавидят и обсуждают за спиной.
Заняться особо нечем было, каждый развлекал себя как мог. Кто спортом увлекался, кто в драки лез, кто клей нюхал. В основном – дурили. Многих по малолетке забирали, кто-то умер, не дожив и до двадцати. Резали часто, без заточки на улицу не выходили даже. А в чужой район сунешься – считай, смертный приговор себе подписал. Криминала много было. А мы всегда держались вместе. Так легче было. Я, Марта и Димыч.
