Тейн присел на край трона, упершись локтями в латные набедренники, а подбородком — в прикрытые керамитом костяшки пальцев.
«Немыслимо».
— Предатели из Четвертого.
По сердцам Тейна прошел холодок от самой невообразимости ситуации. Ему стало трудно дышать, грудь сдавило. Он просто отказывался верить, пусть и видел все лично и мог проверить факты.
Тейн крепче вцепился в медные ручки. Нужно сосредоточиться на том, что происходит прямо сейчас.
Когда он наконец заговорил, голос его излучал силу:
— Вызвать «Обсидиановое небо»!
— Не могу, господин, — отозвалась Тил, в голосе ее чувствовалась почти болезненная уязвимость. — Помехи слишком сильные.
— Защитные системы! — Голос Кейла донесся непонятно откуда, из той вселенной, где Черные Храмовники и Железные Воины не сражались плечом к плечу. — Держите эти истребители подальше от нас.
— Уменьшите изображение, — сказал Тейн. — Сможете показать мне «Перехватчик» и главный флот Черных Храмовников?
— Есть, сэр!
Экран мигнул и дал более широкий обзор.
Показалась дюжина кораблей Черных Храмовников разного класса, раздутая хромосфера Вандис высветила крылья и башни алым. Они шли обратным клином, тупой конец которого наступал на «Обсидиановое небо» и крейсер Железных Воинов, но были отрезаны и окружены посудинами орков. Тучи обломков заполнили зияющие дыры в их строю. Их окружили тяжелые истребители орков, клыкастые, ощерившиеся огневой мощью. Один из эсминцев Черных Храмовников был в последней стадии распада, из его брюха вырвал кусок абордажный коготь чудовищной железной махины. Потеряв управление, два космолета медленно кружились вокруг общей оси, а совсем рядом кипел бой. По экрану расползались вспышки энергии и тепловые ауры твердых объектов, словно взлетающие над костром угольки.
И к ним быстро приближался, отбрасывая тень длиной в несколько световых минут, корабль, на фоне которого все они казались ничтожными.
«Зубы преисподней».
Тейн не понял, кто именно это сказал, — слово будто вырвалось из внутренних коммуникаций, из незанятых микрофонов вокс-поста. Ему довелось видеть орочью штурмовую луну, уничтожившую Эйдолику, и даже еще более масштабную боевую машину, что сейчас нависла над Террой. Они были огромны, но то были луны. Как-то легче удавалось принять их чудовищные габариты: хотя умом он понимал, что это именно машины, но воспринимал как небесные тела.
Это же было нечто иное. Колосс, преследующий флот Черных Храмовников, представлял собой корабль. Точнее, это был авианосец, из портов в брюхе которого устремлялись наружу истребители и боевые единицы размером с эсминец. На его фоне «Вечный крестоносец» показался бы корветом. Даже «Фаланга» была намного меньше.
У Тейна не имелось мерок для подобного.
Конверсионный гравилуч прорезал корму последнего крейсера Черных Храмовников, смяв ее, как кусок пергамента. Внезапный удар гипергравитации прижал нос к корме, а то, что осталось, разорвало деформацией скручивания, словно гладий рассек консервную банку и разбросал ее содержимое в космосе.
Тейн прежде не видел такого оружия. Империум не создал ничего сопоставимого. Подобные парусам стабилизаторы, поворотные колеса, дрожащие провода и огромные медные штыри поднимались с раздутого носа орочьего авианосца. Волна странной зеленоватой энергии поблескивала над вершиной и словно расходилась в космос. У Тейна сдавило горло.
«Колдовство».
— Все идентификаторы Черных Храмовников получены, — сказал офицер ауспиктории. Он говорил медленно и скорбно, не сводя взгляда с экрана. — Девять кораблей и обломки, массой эквивалентные еще пятнадцати.
Тейн считал быстро:
— Вижу десять кораблей.
— Девять, господин. Тут задержка. Мы получаем данные через «Эксцельсиор». Наши системы не могут бороться с помехами.
Авианосец снова выстрелил. Веер грубо сработанных, но смертоносных торпед разнес в куски еще один крейсер.
«Девять».
— Можно перенаправить гололитический сигнал и связать меня с «Обсидиановым небом»?
— Я… думаю, да.
— Тогда сделайте это!
Командир Кейл устремился к пульту стратегиума. Еще один удар по щитам едва не сбил его с ног, и он ухватился за металлический край консоли. На помощь ему кинулся ополченец в серой кирасе, с помповым дробовиком на плечевом ремне. Кейл поблагодарил того коротким кивком, потом знаком велел вернуться на пост.
— А не следует ли нам еще попытаться установить контакт… — командиру явно было неловко, — с тем кораблем, господин?
— Нет!
Тейн едва не выплюнул это слово. Сама мысль о подобном была ему отвратительна.
— Когда обстоятельства меняются, господин… — сказал Кейл. Его желание процитировать Жиллимана боролось с осознанием, насколько он ниже сверхчеловека, магистра ордена. В итоге он ограничился лишь одной строкой и выразительно поднял бровь.
— Некоторые обстоятельства не меняются, — сказал Тейн. — Некоторые стены никогда не рухнут.
— Сэр. Мой господин.
Они оба обернулись. Это была Тил.
— На вокс-связи почтенный маршал-дредноут Магнерик.
Глава 6
Система Вандис — точка Мандевилл
Изображение внутри проволочного кольца проводного гололитического проектора на пружинных амортизаторах потемнело. Если бы не треск помех и не мерцающие время от времени смутные очертания, Тейн решил бы, что «Эксцельсиор» потерял связь с другим кораблем. Холодный голубой свет частотных ламп говорил о другом. На «Обсидиановом небе» вырубился основной источник энергии. Даже освещение на мостике погасло.
Периодически озаряемый фонтаном искр, был смутно виден Магнерик. Жесткие очертания его брони казались высеченными из гагата. Серебряная клинопись тянулась по краям черных, явно прошедших много битв керамитовых пластин. Но это была не литая броня боевого брата, а огромный доспех, заключающий в себе саркофаг дредноута.
— Я ведь говорю с тем самым почтенным Материком? — начал Тейн, на миг забыв в благоговении, где он находится. — Еще будучи неофитом, я изучал ваши действия при обороне Терры. Вылазка, заставившая замолчать пушки Четвертого легиона, стала легендой, пусть и стоила вам жизни.
— Да осветит Император наш истинный путь! — прогремел дредноут, словно не слышал того, что говорит Тейн, или не слушал, считая несущественным. Динамики его были включены на устрашающую громкость, слова растянуты и искажены связью, словно он говорил в трубу. — Не единожды, но дважды. Дважды!
Изображение рассыпалось облаком статики, и звук заглох. На миг линию заполнило орочье бормотание, а потом гололитическое изображение вернулось, хотя и оставалось еще несколько секунд без звука. Должно быть, почтенный дредноут тоже был раздосадован обрывом связи, но, судя по трепету пергаментов, прикрывающих громкоговорители, все еще не умолк.
