А вот Ваня уперся.
Возвращаться из похода он отказался наотрез. Обещал быть тихим, смирным, послушным и вообще – лучшим в мире сыном. Только бы отец его не унижал этим возвратом…
– Отец, ты хочешь, чтобы меня презирали?
– Чего?! – опешил Великий князь.
– Сам ты в свои девять лет воинство возглавлял и крепость брал. А меня, словно несмышленыша, за ручку таскаешь? Не думаешь о том, что твои люди обо мне думать станут? Добавит ли мне твой поступок уважения в их глазах?
– Успеется, – продолжал настаивать Иван III.
– Что успеется? Береги честь смолоду! Али тебе то не ведомо?
– Как-как? – удивился отец, услышав незнакомое, но любопытное выражение.
– Уважение окружающих легко потерять, но сложно заслужить. Если ты вот так станешь меня унижать прилюдно, то как я смогу тебе наследовать? Кем я окажусь в глазах окружающих? Маленьким изнеженным мальчиком, который чего-то стоит только как твой сын. Кто меня уважать станет? Кровь кровью, дела делами. Или ты хочешь, чтобы при моем наследовании началась смута вроде той, в которой оказался дед?
– Ты деда не трогай! – рявкнул Иван III.
– Царствие ему небесное! Славных дел был человек! – произнес Ваня с выражением и перекрестился, что смягчило отца. Он задумался. Постояли. Поиграли немного в гляделки. И Иван Васильевич, тяжело вздохнув, согласился отпустить сына в поход. Но при условии, что тот будет во всем слушаться своего дядьку-наставника. Так Великий князь развернулся обратно в столицу, а Ваня продолжил поход с небольшим отрядом. До Нижнего Новгорода. Большого похода теперь точно не будет, но пограничных стычек не избежать.
Дошли до Мурома. Заночевали. А утром оказалось, что можно никуда не спешить. Татары сами объявились.
Казалось бы, город. Целый город! Чего бояться? Однако княжич испытывал нешуточное волнение. Город-то имел всего сотню жителей
[6] и был с гулькин нос размером. Вполне типичный средневековый город, большинство из которых не превышали и тысячи человек населения.
Командовал гарнизоном Даниил Холмский, имевший под рукой полсотни бойцов
[7]. Не бог весть что, но хотя бы доспехи были у всех. Правда, жиденькие – кольчуги да легкие открытые шлемы. Для Руси – нормально. Хотя в достаточно широком обороте имелись и иные варианты снаряжения. Так, например, сам Холмский, а также все два десятка из сопровождения Вани носили поверх кольчуги «кирасу» типично русского стиля. То есть «жилетку» из крупной клепаной чешуи с развитыми плечами-руками и юбкой. И она серьезно повышала степень защиты в условиях региона, встречаясь не так уж и редко.
Иван Иванович в свое время немало занимался военно-исторической реконструкцией. Но другой эпохой и регионом. Поэтому про старую Русь знал довольно мало и только самые яркие исторические маркеры, вроде эпохи Ивана Грозного. Русь же XV века в его голове почти полностью выпадала. Да он даже об Африке на тот период мог рассказать больше, чем о Руси.
Конечно, эпоха первого царя
[8] была известна ему относительно неплохо. Без каких-то имен или деталей, но все ключевые явления и тенденции он знал. Да вот беда – в середине XV века регион оказался совсем иным по очень многим показателям. В том числе и в военном плане. Ни тебе стрельцов-оборванцев, ни помещичьей голытьбы
[9] в товарных количествах.
Кавалерия, которой располагал Великий князь, оказалась пусть и не очень многочисленной, но сплошь «кованой». Пусть кольчужка, но была у каждого ратника. Более того – хватало тех, кто имел «чешую». Да и лошади в полевых отрядах применялись отнюдь не степные доходяги, а куда как получше. В среднем выходило, что на каждого воина при Иване III шло в три-четыре раза больше средств, чем при Иване IV Грозном, что существенно поднимало боевые качества.
Но только не сегодня…
Потому как к славному городку Мурому татар подошло что-то слишком много. По оценке Вани – сотен восемь, а может, и больше
[10]. Из-за чего хмурился и Холмский, и Беззубцев, и ратники. Обыватели так и вообще ходили мрачнее тучи. Конечно, данные татары не блистали снаряжением, имея кольчуги лишь у двух или трех десятков. Остальные же обходились без них. Но даже в этом случае их получалось много, слишком много. И на взгляд княжича, и на взгляд местных.
– Чего им нужно? – поинтересовался Ваня у Константина Александровича, аккуратно наблюдая в бойницу за диспозицией.
– Так ясно что, – усмехнулся Даниил. – Тебя требуют выдать.
– Глупо, – невозмутимо констатировал Ваня.
– Не боишься? – заинтересованно спросил Константин Александрович.
– А чего бояться? – удивился княжич. – Даже если город возьмут приступом, убивать меня не станут. Да и пытать тоже. Я им нужен живым и здоровым для переговоров с отцом.
– А отчего же ты считаешь их требование глупым? – поинтересовался Холмский, удивленный весьма разумной и спокойной реакцией десятилетнего парня.
– Выдать меня вы не можете. В бою есть шанс выжить и победить. А сдав меня – нет. Отец будет в ярости и не простит. Да и урон чести несмываемый. Это понимаете вы, это понимают они. Вот я и говорю – глупо. Зачем ставить такие условия?
– А какие нужно? – с мягкой улыбкой поинтересовался дядька.
– Да мало ли вариантов? Например, потребовать сдачи крепости с правом спокойно ее покинуть защитникам. Лить в уши любые обещания. Главное – убедить покинуть крепость. Даже разрешив ее подпалить. А потом, как мы окажемся за стенами, напасть. Главное при этом – не показать свою осведомленность о том, что я здесь нахожусь. И вроде бы как и не за мной.
– Это будет большой урон чести, – заметил с укоризной Беззубцев.
– Константин Александрович, вы такой большой, а простых вещей не знаете, – покачал головой Ваня.
– Это каких же? – нахмурился его визави.
– Клятва, даваемая мусульманином христианину, не обязательна к исполнению. Да, это не будет хорошо, но и огонь преисподней за это не полагается. Это мелкий, малозначительный грех. Тем более если он совершается к вящей выгоде единоверцев.
