Этот самый граф Генрих был племянником короля Франции со стороны отца, и короля Англии по линии матери. Он должен был править франкской частью Палестины после возвращения английского короля домой, и он жил до 594 / 1197 года, когда упал с балкона и умер. Он был способный человек, приятный и терпимый. Когда английский король отбыл восвояси, Генрих послал гонца к Саладину, чтобы заручиться его добрым отношением. Он попросил даровать ему почетное платье и сказал: «Ты знаешь, что ношение каба (нечто вроде рясы, открытой спереди) и шарбуш (высокий треугольный головной убор) не одобряется у нас. Но я их надену, если их даруешь мне ты, из-за почтения, которое я к тебе испытываю». Саладин послал ему роскошные одежды, среди которых были каба и шарбуш, и он носил их в Акре.
Манакиб Рашид ад-Дин
Верный и добродетельный человек говорил мне, что, когда Саладин взял Акру, из-за моря прибыл франкский король со своей армией, взял Акру и убил всех находившихся там мусульман. Для него поставили шатер напротив шатра Саладина, и его армия заняла позицию напротив армии Саладина. Война между ними была неминуема. Саладин не знал, как от него избавиться. Тогда наш повелитель, который в то время был в крепости Каф (Kahf – одна из исмаилитских крепостей в Северной Сирии; «наш повелитель» – Старец Горы Рашид ад-Дин Синан, деяния которого описаны в этом тексте), сказал: «Наш друг Саладин в великом затруднении». Он позвал двух ассасинов, которых научил говорить на языке франков, и, когда они пришли, дал им два костюма франков и два франкских меча. Потом он сказал им: «Идите к Саладину с моим письмом. Идите ночью в такое-то и такое-то место, – и он объяснил им, где проводить каждую ночь. – Вы придете в Акру в такой-то день в полдень. Если вы не придете в назначенный день и час, вы не достигнете своей цели. Когда настанет время, если на то будет воля Аллаха, вы предстанете перед Саладином. Заверьте его в моем великом уважении, и передайте от меня привет и это письмо. Когда он прочитает его и поймет, что там написано, скажите ему, что я послал вас к его врагу королю франков, чтобы убить его. Покиньте Саладина на закате, покиньте мусульманскую армию и идите к франкской армии вдоль берега. Смешайтесь с франками в ночной тьме. Ночью проберитесь к шатру короля и, когда найдете его, пьяного и сонного, и рядом с ним никого не будет, убейте его. Отрубите ему голову и возьмите его меч вместе с перевязью. Если кто-то к вам обратится, отвечайте на языке франков, и никто не обратит на вас внимания. Когда вернетесь к Саладину, положите перед ним голову и меч его врага. Он немедленно нападет на армию франков, отбросит ее, разделит на части, порадует Аллаха, убьет многих франков и будет ликовать. Потом он захочет вознаградить вас и спросит, что бы вы хотели получить. Вы не станете просить у него золото или серебро, а просто скажете: «Мы люди, которые посвятили свои жизни Всевышнему. Мы оставили позади мир и отказались от всех мирских благ. Сегодня мы хотим только одного: когда мы покинули наши семьи, у наших детей совсем не осталось муки. Не подаришь ли ты каждому из нас немного муки?» Люди подчинились своему повелителю Рашид ад-Дин Синану и действовали в точности так, как он сказал. Они пришли в Акру в назначенный день и час и предстали перед Саладином, передали ему привет и письмо от своего повелителя и сказали следующие слова: «Наш господин велел нам убить франкского короля сегодня и назвал нам точное время, поскольку тогда он будет один, пьяный и сонный. Он также сказал, что если мы не найдем его в точно назначенный момент, то ничего не сумеем сделать, и даже не сможем к нему приблизиться».
Услышав эти речи, Саладин очень обрадовался и отнесся к пришельцам с великим почтением. Они оставались с ним до захода солнца, потом надели одежды франков и стали говорить друг с другом на языке франков. Саладин был удивлен их языком и одеждой. Он с улыбкой одобрил их план. Двое мужчин пришли в армию франков и в ночной темноте смешались с солдатами. Они приблизились к вражескому королю и в назначенное место и время вошли к Ричарду, обнаружив его пьяным, спящим на земле. Рядом не было никого. Они отрубили его голову, положили в мешок, взяли меч с перевязью, и вернулись к Саладину. Они положили перед ним свои трофеи. Тот поцеловал их лбы и приказал армии наступать. Он сам вскочил в седло и напал на армию франков, обратив ее в бегство. Счастливый и удовлетворенный завоеватель призвал к себе двух правоверных, и, когда они пришли, встал, чтобы оказать им уважение, выказал всяческие милости. Его визири и придворные сделали то же самое. Потом он усадил их рядом с собой и сказал: «Просите у меня все, что хотите. Мой долг сделать так, чтобы вы были довольны». Они ответили, что султану помогает Аллах и Его ангелы. Потому враги правоверных отправляются прямиком в ад. «Этот мир – ничто, – сказали они. – Тот, кто обманывается, раскается, когда будет уже поздно. Мы из тех, кто отвернулся от мирских благ, отказался от них. На самом деле нам не нужно ничего, кроме двух мешков муки, по одному на каждого, чтобы накормить наши семьи».
Тогда султан велел, чтобы в каждой провинции, где есть форты общества (исмаилитов), выделили десять деревень в качестве данников, и в каждом городе для них был построен дом. Так что в Каире, Дамаске, Химсе, Хамате, Алеппо и других городах это было сделано. Кроме того, Саладин одарил двух братьев множеством подарков и послал щедрые дары нашему повелителю Рашид ад-Дин Синану.
Глава 8
Болезнь и смерть Саладина, последовавшие вскоре после заключения перемирия, описаны в мельчайших подробностях преданным Баха ад-Дином. Несмотря на многословие и педантичность, свойственные почти всем мусульманским источникам, его рассказ демонстрирует искреннюю преданность султану, который был исключительным человеком, заслужившим уважение и Востока, и Запада. Его благочестивый конец и абсолютная преданность букве и духу веры, характеризовали настоящую жизнь Саладина, отвергнув фантазии Лессинга о либеральном и просвещенном правителе.
Болезнь и смерть Саладина
Вечером в пятницу у султана появилась непреодолимая усталость, и незадолго до полуночи у него начался приступ желчной лихорадки, который был не внешним, но внутренним. Утром в субботу, в 16-й день месяца сафар 589 / 21 февраля 1193 г., из-за лихорадки он находился почти без сознания, хотя приступ удалось подавить. Кади аль-Фадиль и я пришли навестить его и вошли в его комнату одновременно с его сыном аль-Маликом аль-Афдалем. У нас состоялся длинный разговор с ним; он жаловался сначала на тяжкую ночь, но она прошла, и казалось, что он получает удовольствие от беседы с нами. Беседа эта продолжалась до полудня, когда мы удалились, оставив с ним наши сердца. Он сказал, чтобы мы ушли и поели с аль-Маликом аль-Афдалем. Аль-Фадиль не был привычен к подобному и поэтому удалился; я же прошел в южный зал и нашел там накрытый стол, за которым на отцовском месте сидел аль-Афдаль. Поскольку мне невыносимо было это зрелище, я удалился, даже не присев к столу; и некоторые другие, увидев на месте султана его сына, восприняли это как дурное предзнаменование и проливали слезы.
С этого времени болезнь султана становилась все более и более серьезной, и мы никогда не пропускали возможности навестить его и утром, и вечером. Кади аль-Фадиль и я обычно заходили к нему несколько раз в день, когда боль, от которой он страдал, утихала, и он мог нас принять. Более всего он страдал от своих мыслей. Одним из признаков, по которым мы догадались, что он скоро расстанется с жизнью, было отсутствие его личного лекаря. Тот знал о состоянии его здоровья лучше, чем кто бы то ни было, и всегда сопровождал его и дома, и в разъездах. На четвертый день болезни другие врачи пришли к заключению, что султану следует пустить кровь, и с этого момента ему стало гораздо хуже. Его состояние усугублялось еще большей слабостью.
