В книге «Скажи депрессии: “Нет!”» я уже рассказывал об этом выдающемся ученом, президенте Ассоциации американских психологов – Мартине Селигмане. Он в прямом смысле этого слова прославился своими знаменитыми опытами на собаках, которых он бил током, чем вызывал у них так называемое «чувство беспомощности». Собаки, у которых в эксперименте формировали это чувство, примирялись со своей скорбной участью и переставали болезненно реагировать на электрические разряды, погружаясь в своеобразную эмоциональную каталепсию.
Эти эксперименты Мартина Селигмана помогли понять, почему депрессия так плохо поддается лечению: если «чувство беспомощности» помогает человеку справиться с болью, то человек, естественно, не хочет с ней бороться.
Но на этом история не закончилась. Спустя годы, человек, сделавший себе имя в науке благодаря исследованиям, раскрывающим суть психических расстройств, заявил, что все в этой самой психологической науке неправильно, потому что она занимается болезнью, а не здоровьем, т. е. изучает патологию, вместо того чтобы ответить на элементарный вопрос – как стать счастливым?
Благородство манер воспитывается на примерах.
Анатоль Франс
Обнародовав эту позицию, Мартин Селигман принялся с неподдельным энтузиазмом изучать психологию счастья. Честно говоря, никаких выдающихся результатов, по крайней мере по сравнению с его опытами по «чувству беспомощности», ученый не достиг, но вектор научных исследований благодаря его работам в этом направлении, действительно изменился.
В чем же состояло главное открытие Мартина Селигмана при исследовании феномена счастья? Вот оно: весь фокус в том, как мы объясняем себе свои успехи и неудачи.
Классические рассуждения пессимиста в отношении неудач звучат так: «Ничего не получилось, потому что я никуда не гожусь». Оптимист по поводу своей неудачи думает иначе: «Просто сегодня неудачно сложились обстоятельства». Иными словами, оценивая неудачу, оптимист винит обстоятельства и не делает из своей неудачи далеко идущих выводов.
Пессимист, напротив, винит во всем себя и занимается неоправданными обобщениями. Но вот если речь идет об успехе, все кардинально меняется. Теперь пессимист говорит: «Мне просто повезло. Совпадение. Это ничего не значит». А оптимист, напротив, утверждает, что успех – это результат его собственных усилий, и дальше обобщает – это закономерно, так и должно быть.
В общем, рецепт таков: если вы вошли в полосу неудач, спишите это на обстоятельства и не делайте из этой неудачи далеко идущих выводов, а если где-то и в чем-то вы достигаете успеха, скажите себе: «Это мой успех!» и обобщайте – «Так и должно быть!»
Вся задача воспитания – заставить человека не только поступать хорошо, но и наслаждаться хорошим; не только работать, но и любить работу.
Джон Рескин
Потренировав психологию оптимизма на себе, взгляните на своего ребенка. Как вам кажется: то, что он слышит от вас обычно, должно превратить его в оптимиста или пессимиста? Говорите ли вы ему в случае какой-то неудачи: «Ерунда, дело житейское, бывает. Мы еще потренируемся, и у нас точно все получится!»? Или же, в случае неудачи, вы начинаете занудствовать – мол, вы его предупреждали, вы знали, что так оно и будет, потому что он бестолковый, безалаберный и ко всему относится в высшей степени несерьезно?
К сожалению, большинство родителей выбирают именно второй вариант, считая, что неудача ребенка – это лучший способ сказать ему о том, что они – родители – правы, а он – ребенок – бездарь и тупица. Не со зла, конечно. В «воспитательных» целях…
А теперь давайте зададимся вопросом: если мы постоянно пытаемся доказать детям свою правоту и их неправоту, как они будут себя чувствовать – раз, и какие выводы они сделают для себя на будущее – два? Боюсь, тут ответ неутешительный. Эта наша, с позволения сказать, педагогическая тактика элементарно отобьет у малыша всякую позитивную инициативу.
После этих наших «великих побед» и «непоколебимых правд» он просто не захочет ничего делать в направлении своего «развития» и «самосовершенствования», которое мы ему так обстоятельно обрисовываем.
Ребенок не может жить без смеха. Если вы не научили его смеяться, радостно удивляясь, сочувствуя, желая добра, если вы не сумели вызвать у него мудрую и добрую улыбку, он будет смеяться злобно, смех его будет насмешкой.
Василий Сухомлинский
Примечание:
«Пасхальные победы…»
Помню, когда я был маленьким, у нас в семье на Пасху традиционно красили яйца, ну и бились ими, разумеется. Отец соревновался со мной по-настоящему и очень болел за свой выигрыш. Таким образом, он, насколько я понимаю, пытался воспитать во мне бойцовский дух, что, надо думать, ему удалось.
Правда, сам я достаточно тяжело переживал все эти, как мне казалось, «дурацкие» соревнования. Конечно, если бы я в них выигрывал, они бы мне «дурацкими» не казались, но выигрывать у меня не особенно получалось.
Бабушка вела себя иначе: она мне поддавалась, чего трудно было не заметить, и эти поддавки не слишком меня радовали. Впрочем, она всегда делала так, чтобы мы закончили на моей победе, и это было хорошо.
И вот я вспоминаю первую Пасху Сонечки, когда она уже могла поиграть в эту игру, а няня ответственно накрасила яйца. Признаться, обнаружив на столе эти заготовленные снаряды, я думал о том, как бы только замылить возникшую суматоху по этому поводу.
«В конце концов, в этом “спорте” нет ничего, что характеризовало бы способности ребенка, – все зависит от того, какое яйцо ему попалось, а потому какой смысл подвергать самооценку ребенка этому ничем не оправданному риску?» – объяснял я себе.
Но что было делать? Сонечка уже успела обменяться пасхальными яйцами с соседскими детьми, и была поставлена в известность, что предстоит некая игра. В общем, спустить это безобразие на тормозах не было никакой возможности. И я уже был в драме, когда положение, как и обычно, спасла Лиля. Что же она придумала? То, что никогда бы не пришло в мою голову, которая устроена далеко не так талантливо…
В какой-то момент всем были розданы красочные пасхальные яйца, а Сонечка вся тряслась от предвкушения интересной и загадочной для нее игры. Мое же сердце окончательно и бесповоротно ушло в самые пятки – па-па-па-бам! Только бы у нее получилось разбить мое, а не свое! Единственное, что мне оставалось, – подставить свое яйцо так, чтобы у Сонечки было больше шансов победить.
Но с первого же удара, который Соня сделала с замахом метателя ядра, а ее яйцо раскололось с таким треском, что скорлупа посыпалась на пол. Я замер, как на заклании (что, конечно, является грубейшей ошибкой: показывать своему ребенку страх – самое последнее дело). И тут Лиля жизнерадостно, весело и ободряюще воскликнула: «Вот это да! Ах, какая молодец! Вот как разбила яйцо! Просто восторг!»
