– Слишком темно для мормышки, согласен?
– Согласен, – кивнул мальчик и поднял взгляд к небу, на секунду притворившись, что не заметил, что оно не такое безоблачное и звездное, как должно быть.
– Вот так, – сказал папа, закрепив разноцветную блесну на леску.
В торжественный момент, когда руки сына приняли удочку из рук отца, мальчик знал, что скажет папа, но притворился, будто это что-то новое для него:
– Короткими рывками, чтобы не достать до дна, хорошо?
– Хорошо, – сказал мальчик и перекинул удочку через стойку на лодке.
Держать катушку. Поднять удочку. Назад. Отпустить точно в нужный момент. Мальчишка снова почувствовал, как тепло разливается по телу, поймав взгляд отца, говоривший, что он все сделал правильно, когда блесна пролетела по воздуху и угодила в черную воду с почти неслышным всплеском.
– Не слишком сильно, – прошептал отец, открывая новую банку пива. – Тяни осторожно.
Мальчик сделал, как сказал отец, и ему так захотелось сказать маме, что она ошибается. Лодка. Озеро. Он очень хотел быть с папой. Что бы ни говорили люди с блокнотами. Может быть, он мог бы даже переехать сюда? Кормить птиц? Помогать с крышей дома? Чинить расшатанные ступени лестницы? Его так заняли мысли о том, как хорошо могло бы быть, что он почти забыл, что держит в руках удочку.
– Клюет!
– Что?
– У тебя клюет!
Мальчик очнулся, удилище изогнулось. Он крутил катушку, но она не сдвигалась с места.
– Большая! – прокричал мальчик, забыв, что вообще-то надо вести себя тихо.
– Черт, – сказал отец и пересел вниз на банку. – С первого заброса, ты точно не зацепил дно?
– Нет… вряд ли… – сказал мальчик, крутя изо всех сил. Было так тяжело, что лодка качнулась и стала приближаться к берегу.
– Она вот-вот будет у тебя в руках, – воскликнул отец и приподнялся, схватившись за планшир. – Ох, твою же мать.
– Что такое?
– Не смотри, Томас, – вдруг прокричал отец, как только то, что висело на крючке, показалось на поверхности.
– Папа?
– Ляг на дно лодки. Не смотри!
Он бы рад был послушаться, но он словно оглох.
– Папа?
– Томас, на дно, не смотри!
Но он все же посмотрел.
Вниз, на девушку, лежащую в воде.
Бело-синее лицо.
Открытые глаза.
Колышущаяся в воде мокрая одежда, слишком легкая для похода в лес.
– Папа?
– Ляг на дно, Томас! Черт побери!
Маленький мальчик не успел ничего больше увидеть, потому что отец резко поднялся с банки.
И силой опустил его на дно лодки.
2
Неправда, что Каролине Берг боялась летать. Она просто использовала это как отговорку. Правда в том, что она вообще боялась ехать куда-либо. Ей больше всего нравилось дома. Ей нравилась упорядоченность жизни – нет, она была ей просто необходима.
– Разве ты не можешь приехать в гости, мама?
– Я бы с удовольствием, Вивиан, но ты же знаешь, моя аэрофобия…
– Но ты же можешь поехать на поезде, мама?
– Шестнадцать часов взаперти в герметичной банке с людьми, которых я не знаю?
– Да, я все понимаю, но я бы так хотела, чтобы ты увидела, как я танцую.
– Я ведь видела, как ты танцуешь, Вивиан. Много раз.
– Нет же, это не Дом Культуры в Буде. Это же Опера в Осло, мама. Опера! Я говорила, что получила место в ансамбле Александра Экмана? Я буду танцевать «Лебединое озеро». «Лебединое озеро»! Как круто!
– Вивиан, это потрясающе. Поздравляю, дорогая.
– Ты там одна совсем замшела, мама. Ну, может быть, ты все же приедешь в Осло? Сходим в ресторан? Ты знаешь «Моэмо»? Мишленовский ресторан, все такое, мы же можем…
Конечно, она хотела посмотреть, как дочь танцует.
Господи, она ничего другого так не хотела.
– Давай так: мы увидимся, когда ты приедешь домой?
– Конечно, мама. Но мне пора бежать, у нас репетиция. У тебя все хорошо?
– Все хорошо, Вивиан, не беспокойся обо мне.
– Хорошо, мам, созвонимся позже.
– Конечно.
Господи, с каких пор все стало так?
Дни просто приходят и исчезают.
Куда подевалась ее жизнь? Та жизнь, о которой она мечтала?
Сорок два года, а ощущала она себя на все девяносто. Каждую субботу сэндвич с креветками в «Сюдвесте», нет, они не говорили ничего вслух, но в глубине души она знала, что они над ней смеются. Подруги. Те же самые, что и давным-давно. Старшая школа Буде. Выпускной, и она куда-то мечтала поехать. В Индию. В Африку. Собирать яблоки в Гватемале. Играть на гитаре на улице в Амстердаме. Другие – нет, они никогда никуда не собирались, хотели выйти замуж, завести детей, получить работу в коммуне, в магазине «Рема», во всяком случае, не уезжать из Буде. А теперь оказалось, что все они объездили весь мир, все, кроме нее.
Весной, два года назад, Вивиан ездила на пробы в Осло. Ее милая, целеустремленная дочь… Она появилась нежданно-негаданно. Аэропорт в Буде. Оттуда самолеты летают по всему миру, а солдаты НАТО прибывают сюда на учения. Каролине было двадцать, она была юна и беззаботна. Он был из Англии и оставил ее с большим животом и без адреса.
Его ли вина?
Люка Мура из Лидса, симпатичного пилота с темными кудрями?
Он виноват в том, что ты нигде никогда не была, Каролине?
Нет, в этом ты можешь винить только себя.
Она жила в маленькой квартирке всего в двухстах метрах от аэропорта, но в нем она никогда не была.
Нигде не была.
«Вы обязательно должны поехать в Аликанте, там та-а-а-ак хорошо».
Метте.
Когда-то была ее лучшей подругой, но теперь уже нет. У той муж, дети, красивый дом в Хюнтстаде, отпуск каждое лето, в разных местах, далеко отсюда.
«Господи, Кей Вэст, я же слышала, там хорошо, ты что, с ума сошла?»
Сюнневе.
В школе она едва могла сложить два и два, но после отхватила себе предпринимателя из Харстада, который любил яхты и инвестировал в недвижимость за границей. Они смеялись над ней, да, смеялись. Каждый раз, когда заходили в супермаркет «Куп». Не вслух, но она видела это по их лицам.
– Вам нужен чек? Пакет?
Товары на ленте, и всегда один и тот же писк.
Боже мой, как она ненавидела этот звук.
