– А что, у вас в Лондоне верят в ясновидение? – усмехнулся доктор Парвис.
– Какое это теперь имеет значение? – заметила Мэри Хемертон, и в ее голосе прозвучали раздраженные нотки. – По-моему, мы все страдаем чрезмерным любопытством. В конце концов, в жизни полно вещей, о которых мы никогда не узнаем. Лучше оставить все как есть.
– Как же можно обойтись без любопытства? – возразил доктор. – Это характерная черта человеческой натуры. Отнимите у нас любопытство, и мир окажется во власти белых муравьев.
– Люди всегда проявляют любознательность, если речь заходит о деньгах, – добавил ее муж. – Но я бы не хотел продолжать данную тему, чтобы не нервировать мистера Бридона. Что касается вас, доктор, я никогда не понимал, почему вам так трудно поверить в ясновидение. Ведь это лишь вопрос времени, разве нет? Вы читали книгу «Эксперимент со временем»?
– Я не силен в физике, – вставил Бридон, – но даже если вы не верите в ясновидение, доктор, то, по крайней мере, должны допускать галлюцинации. Если бы я проводил эксперимент со временем, то в первую очередь хотел бы убедиться, что во вторник брат миссис Хемертон был все еще жив. Мне кажется невероятным, что Колин мог бродить так долго и не оставить никаких следов. Должен же найтись хоть кто-то, кто его видел и может удостоверить его личность. Надо только отыскать эти следы.
– Вы приехали с Юга, мистер Бридон, – заметила Мэри, – и вряд ли представляете, насколько безлюдны наши места, особенно если отойти на пару миль в сторону холмов. Колин всегда любил уединение и часто бродил по холмам в одиночестве. Вероятно, после возвращения из круиза у него началось умственное расстройство – переживания из-за той аварии, – и он машинально отправился в знакомые ему места, стараясь держаться подальше от людей.
– А в итоге оказался на большом шоссе? Это требует объяснения.
– Может, на время его разум прояснился, и он вспомнил путь домой. Или двинулся туда по наитию, как поступают животные. Доктор Парвис, вы говорили, что интересуетесь подобным. Как по-вашему, могло такое быть?
– Я бы не сказал, что это самое правдоподобное объяснение того, почему Колин так неожиданно исчез, а потом вернулся, чтобы умереть от переохлаждения. Сомневаюсь, миссис Хемертон, чтобы он смог протянуть целых четыре дня, с субботы по среду, без еды и без посторонней помощи. У вашего брата, знаете ли, было неважное здоровье. Меня бы не удивило, если бы его нашли мертвым в понедельник, но в среду… Тут я, скорее, согласен с мистером Бридоном: не представляю, как он мог прожить столько времени, не имея пищи и места для ночлега.
– О, вы безнадежны! – рассмеялась Мэри. – Всем известно, что если уж доктор Парвис составил какое-то мнение, то не изменит его. А он верит в Макуильяма, только Макуильяма и ни в кого, кроме Макуильяма! Ладно, джентльмены, позвольте вас временно покинуть: хочу сходить наверх и посмотреть, как там папа. Но потом я вернусь, не то вы никогда не закончите свою шахматную партию.
Пожалуй, на свете есть мало занятий, которые так же увлекательны в первые минуты и так же скучны в оставшееся время, чем наблюдение за игрой в шахматы. Игроки на ваших глазах превращаются в застывшие фигуры. Они почти не меняют позы, лишь изредка выпрямляя спину или наклоняя голову. Кажется, будто душа покинула их тело. Даже взгляд застыл, прикованный к игрушечным фигуркам на доске. Все их действия, подчиненные умственной работе, перестают быть похожими на действия людей и больше напоминают механические жесты автомата или поведение двух марсиан, состоящих только из щупалец и мозга и лишенных эмоций. В этой схватке интеллектов их волнует только чистое искусство – потому что где вы видели шахматистов, играющих за деньги? – и они излучают мыслительные волны, заставляя вас буквально слышать, как работает их разум, пощелкивая, словно счетчик у таксиста. И хотя внешне соперники выглядят одинаково, их подлинная суть проявляется в манере игры, поскольку даже в шахматах люди ведут себя по-разному. Винсент Хемертон предпочитал открытый и раскрепощенный стиль. Он хмурился, бормоча себе под нос: «Нет, так не пойдет», – и его рука подолгу застывала над фигурой, после чего он снова погружался в размышления. Когда ход переходил к оппоненту, Хемертон постоянно переводил взгляд с доски на его лицо и опять с лица на доску, точно пытаясь прочитать мысли своего противника. Доктор, наоборот, сидел с бесстрастным видом, однако ходил всегда быстро и решительно, передвигая фигуры так стремительно и легко, будто их перемещение не являлось следствием долгих и тщательно взвешенных решений. Ожидая хода партнера, он спокойно смотрел перед собой в пространство, словно ему было проще иметь дело с воображаемой доской, а не с реальной, стоявшей перед ним на столике.
Бридон и хозяйка дома следили за партией, пока им не наскучило. Затем они пересели поближе к камину и стали негромко беседовать, как гости на свадебной церемонии. Когда она заговорила о планах на завтрашний день, он собрался с духом и заявил, что, к его большому сожалению, завтра ему придется покинуть их гостеприимный дом, как он и предупреждал ее в письме. «Разве вы больше не будете проводить расследование?» – удивилась Мэри. Бридон напрягся еще больше и объяснил, что отправится не дальше, чем в Блэруинни. Про Анджелу детектив упоминать не стал: если бы он использовал жену в качестве предлога, это выглядело бы так, словно он напрашивается на второе приглашение. В порыве гостеприимства миссис Хемертон, чего доброго, предложила бы ему перебраться к ним со всей семьей, включая няню и прислугу. Бридон привел аргумент, который был чистой правдой, что ему будет удобнее вести дела из отеля «Блэруинни». Он хочет иметь возможность выходить и возвращаться в любое время. Очевидно, ему придется допрашивать множество людей – носильщиков, парикмахеров, портье, – а некоторых и приглашать к себе. Ему постоянно будут звонить и, вероятно, он устроит пару-тройку ночных экспедиций. Иначе говоря, он должен быть полностью свободен. Бридону стоило большого труда убедить Мэри Хемертон, что эта свобода подразумевает, в том числе, и отсутствие опеки со стороны такой радушной хозяйки, как она. Компромисс был достигнут после того, как Бридон поклялся, что станет считать Дорн-хаус своим родным домом, не постесняется без приглашения являться на любую трапезу и готов требовать любой помощи и допрашивать сколь угодно долго всю домашнюю прислугу и прочих жителей поместья. Может, он как-нибудь пригласит к ним на обед миссис Бридон? Они будут счастливы с ней познакомиться.
– Мистер Бридон, – произнесла Мэри, – раз вы решили уехать, предлагаю вам кое-что сделать, пока вы еще здесь, разумеется, если захотите. Вам не кажется, что следует осмотреть комнату Колина? Мы оставили там все как было: бумаги и прочее. Может, вам удастся найти какие-нибудь письма или документы, которые помогут выяснить, что с ним произошло.
Бридон охотно принял предложение. Они потихоньку вышли из комнаты, не тревожа увлеченных игроков.
– Подождите минутку, – сказала Мэри, когда они уже находились в коридоре, – я должна взять ключ.
Они с Бридоном поднялись наверх, где Мэри открыла одну из ничем не примечательных дверей. Бридон заметил, что прежде чем отпереть дверь, миссис Хемертон подула на ключ, словно сдувая с него пыль. Где его хранили? И как на нем могло скопиться столько пыли, если после отъезда Колина прошло не более месяца?
