Миссис Хемертон помолчала, пытаясь вспомнить подробности отъезда своего брата.
– Конечно, вы правы, – произнесла она. – Колин надел теплое твидовое пальто, но я советовала ему взять с собой и плащ. Наверное, он потерял пальто во время поездки, а может, в эти последние дни хотел путешествовать налегке и решил прихватить что-нибудь полегче.
– Тогда логично спросить, где теплое пальто и не лежит ли в нем паспорт? А еще меня интересует фонарик вашего брата.
– Почему вы забрали именно его? – спросил Винсент Хемеротон. – Я думал, вам будет интереснее трубка, вы ведь сами курите.
– Трубку я хочу забрать сегодня и табак тоже. Что касается фонарика, я хотел выяснить, как долго он использовался. Оказалось, что не использовался совсем, ну, разве что минуту. Я сравнивал его с другим фонариком, кто дольше просветит.
– Видимо, Колин купил его незадолго до смерти.
– Да, но где? Такие вещи продают не только в «Дертчипе». Я заглянул в их филиал в Пенстивене и спросил, не продавали ли они недавно такой фонарик, и если да, то кому. Мне ответили, что за последние две недели продали пару штук, но при этом не помнят никакого молодого человека в плаще. Разумеется, я не стал упоминать о вашем брате. Колин мог купить фонарик в Лондоне – там же, где и таблетки, – но в таком случае трудно объяснить, почему он мало пользовался им. Провести несколько ночей в пещере без света…
– То есть вы хотите сказать…
– Да, я не уверен, принадлежал ли этот плащ вашему брату. Человек из Оксфорда, недавно побывавший в Лондоне… Согласитесь, это мало говорит о его владельце. Миссис Хемертон, вы пытались сами опознать найденные вещи?
– Конечно, Винсент привез их с собой. Но, понимаете, это не так легко. Я много раз сидела рядом с Колином, когда он курил, но не приглядывалась, и мне трудно отличить его трубку от сотни других. Плащ очень похож на тот, что носил брат, но это распространенная модель. Я спрашивала Сандерса – это наш дворецкий, – не помнил ли он, какой плащ висел у нас в холле, но он тоже не уверен. Тут дело скорее в том, что вряд ли кто-нибудь, кроме Колина, мог оставить его в таком месте.
– То же самое думает майор, – вставил Хемертон.
– Боюсь, все это слишком неопределенно, даже если вещи подлинные, – возразил Бридон. – Хотя ваша идея насчет таблеток хорошая. Если бы не хватало полдюжины пилюль, мы могли бы с вероятностью сказать, что после отъезда из Лондона владелец плаща прожил много дней и при этом носил плащ. Правда, он мог принимать и двойную дозу… Но, на самом деле, не хватает лишь трех таблеток. Если считать по штуке день, то это пятница, суббота и воскресенье. Или суббота, воскресенье и понедельник. Впрочем, Колин мог принимать их только в тех случаях, когда ему было плохо.
– Если это был Колин, сомневаюсь, что он принял пилюлю в пятницу, – заметил Хемертон. – Хотя, конечно, мы заинтересованная сторона, – добавил он с усмешкой. – Но такие таблетки лучше принимать утром до еды.
– Согласен. Но если человек сошел в порту после долго плавания и купил таблетки по дороге в Лондоне, ему могло прийти в голову, что будет лучше принять их прямо сейчас. Кто знает? Все это крайне досадно. Как вы понимаете, мне хотелось бы поскорее сообщить в Компанию точную дату смерти их клиента. А пока я уверен лишь в том, что мистер Колин Ривер сделал эту надпись в воскресенье или понедельник, и что в понедельник он все еще принимал свои пилюли – или не принимал. Но как раз это и хочет знать моя Компания: был ли Колин Ривер еще жив в понедельник утром! Разумеется, можно надеяться, что они истолкуют сомнения в пользу вашего отца, но уж точно не в мою. Наверняка у них появится вопрос, зачем им нужен человек, который не сделал ничего, чтобы все сомнения рассеялись.
– А количество еды, найденное в пещере, ни о чем не свидетельствует? – спросила Мэри.
– Аналогичный вопрос я задал доктору Парвису. Он ответил, что на израсходованной пище человек мог бы продержаться три-четыре дня. Но, как добавил доктор, никто не знает, сколько может съесть голодный человек за один прием.
– Что вы думаете о зачеркнутой цифре? – спросил Хемертон. – По-моему, это самый загадочный момент.
– Увы, тут мы можем только строить предположения. Я думаю, что ваш шурин просто ошибся с датой, а потом, заметив ошибку, решил ее исправить, но без особого усердия, потому что ему было безразлично. Разумеется, это не исключает возможности, что он жил в пещере и на следующий день. Вопрос в том, когда была сделана надпись.
– Мне тут пришло в голову, – пробормотала Мэри Хемертон, – может, объяснение гораздо проще? Если Колин написал это в понедельник, он мог подумать, что тринадцать – несчастливое число, и изменил его на двенадцать. Понимаю, это звучит глупо, но если мой бедный брат предчувствовал свой конец, то ему хотелось избавиться от дурного знака. Мы все немного суеверны, мистер Бридон, не так ли?
– Кстати, неизвестно, почему тринадцать стали считать несчастливым числом, – усмехнулся ее муж. – Никаких свидетельств этому нет, по крайней мере, вплоть до Реформации. И тем не менее все в этом уверены. Даже отели исключают у себя тринадцатые номера, боясь отпугнуть клиентов. Надо бы мне самому взглянуть на это место. Может, цифру зачеркнули случайно, соскользнул инструмент или нечто подобное.
– А я подумываю о том, чтобы походить по магазинам в Пенстивене, – произнес Бридон. – Вдруг кто-нибудь из продавцов вспомнит, кто купил у них банку с копченым языком.
– Я бы на это не рассчитывала, – возразила Мэри. – В пенстивенских магазинах даже бухгалтерию толком вести не могут, что уж говорить о том, чем они торгуют за прилавком! К тому же в последнее время у нас все бросились покупать консервы. Кажется, теперь ни одна хозяйка не может испечь даже простую ячменную лепешку.
– О, это только так, на всякий случай, – ответил Бридон. – На самом деле, я хочу съездить в Глазго – уверен, что это очаровательное место, – и заглянуть в бюро потерянных вещей. Когда пишешь туда письма, они отделываются общими фразами. Но если зайти лично и поднять шум, может, они проснутся. Интересно, что теперь будет делать майор Генри? Он вам что-нибудь говорил? Сомневаюсь, что он бросит свои поиски.
– Майор немного поостыл, – ответил Хемертон. – Утром мы получили сообщение от доктора Парвиса. Он проанализировал состав таблеток – это самые обычные пилюли для желудка. А майор клялся, будто парня накачали наркотиками. Но когда я уходил от него вчера вечером, он заявил, что намерен тщательно обследовать всю территорию между Чертовой впадиной и тем местом, где обнаружили плащ. Похоже, у него в жизни появился новый интерес.
– Простите мое любопытство, – произнес Бридон, поднимаясь, – но кто такой мистер Райт? Судя по всему, он хорошо знает вашего отца, миссис Хемертон, но я не понимаю, что между ними общего.
– Мистер Райт? Это человек из «Большого круга» – религиозного движения, которым интересуется папа. Я пришла в ужас, когда он хотел отвезти отца в сад, потому что тот еще слишком слаб, чтобы заниматься такими вещами. Мы очень благодарны за вмешательство вашей жены. Не сомневаюсь, что у мистера Райта самые добрые намерения, но когда речь заходит о религии, нужно быть в очень хорошей форме, не правда ли? Папа пару раз приглашал его на заседания их общины, которые устраивал в Дорне, поэтому он хорошо знаком с поместьем. Но сами мы видим мистера Райта впервые, и, по-моему, он выбрал неудачное время для визита. А, вот и миссис Бридон! Я очень рада, что вы оба откликнулись на наше приглашение. Надеюсь, теперь, когда дорожка уже проторена, мы будем видеться чаще.
