– Знаю. Было глупо с моей стороны рассказывать все в ее присутствии. В общем-то, по дороге к вам я и не собирался этого делать, но вы помните, она начала задавать вопросы, а Анджела не из тех, кому можно заговорить зубы, не правда ли? Нет, я не спорю, дело может оказаться опасным. Конечно, Компания предоставит вам людей, но…
– Исключено. Запорет все дело. Нет, если не удастся убедить кого-нибудь из детей заболеть, похоже, придется ее брать. Хотя, знаете, все-таки по мере возможности я буду изворачиваться. Постараюсь, чтобы она как можно дольше думала, что это такой пикник. Например, если представится разумное основание, я могу не захотеть сообщать ей, что клад найден. Но мне придется сообщить об этом вам, и по всей вероятности, по телефону. Вы не возражаете, если мы условимся о простом шифре, означающем, что клад найден? Тогда вы сможете позвонить оценщику из Инвернесса, Добби, – много времени не потребуется, – а я, оставив Анджелу на попечении рыбака Палтни, улизну и стану в караул.
– Да, звучит разумно. Шифр полезен в любом случае. Что-нибудь из мира скачек? Вроде самое правдоподобное, во всяком случае, если вы будете мне писать.
– Хорошо. Только пусть это будет выдуманная лошадь. Мы ведь не хотим, чтобы сотрудники почты из-за нас разорились. Как сегодня кличут лошадей?
– Да какая разница? Погодите-ка… А если Иноходец? Правдоподобно, и, насколько мне известно, на лошадь с такой кличкой еще никто не ставил. «Ставьте на Иноходца» – как вам?
– Вполне. Получив такое сообщение, вы поймете, что клад найден, но кто-то рядом – предположительно, Анджела – либо не знает об этом, либо не знает, что я знаю. Я напишу на открытке по пятьдесят шесть шиллингов за дюжину, – добавил Бридон, и тут в комнату вошла его жена.
Глава 4. Где была пришвартована лодка
Бридоны отправились на север во второй половине июля. К этому времени в интересующем их месте оставались уже одни жители округи, так что гостевые комнаты в домике садовника были свободны. Отсутствие рыбалки не мешало им получать удовольствие от пребывания на природе. Дело в том, что мистер Палтни к ним пока не присоединился, он еще мерял шагами классную комнату, зорко наблюдая за желающими получить аттестат. Всякий раз, как почтенный учитель краем глаза видел, что воспитанники в который раз повторяют грубые ошибки, которые он пытался истреблять весь истекающий учебный год, его охватывала бешеная ярость, однако, к его чести, надо сказать, дойдя до другого конца классной комнаты, мистер Палтни успешно подавлял вспышки гнева. Он страдал, как страдают все школьные учителя в июле, но сейчас наставника молодежи подбадривало редко посещающее его видение: он грезил о том, как, стоя по пояс в быстрой высокогорной речке, он так ловко забрасывает удочку, как рыбакам удается только в мечтах. По мнению Бридонов, которые уже наслаждались дарами этого воображаемого парадиза, по берегу бурлящей реки, где глубокие омуты перемежались коварными стремнинами, можно было гулять, но уж никак не забираться в нее по пояс. Внимание супружеской четы было нацелено не на безмолвную рыбью жизнь, выражавшуюся в неожиданных всплесках на водной глади, а на таинственный остров посреди реки, который все еще пустовал.
Летеби и Хендерсона ждали только в начале августа, и Майлз настоял на том, что приехать раньше значит получить преимущество.
– Начнем с того, – принялся объяснять он, – что у человека, который опасается слежки, всегда бо́льшие подозрения вызывает тот, кто приезжает, чем тот, кто уже находится на месте. Кроме того, в округе судачат о приезжих день-два, потом разговоры стихают. И в довершение всего, чем раньше мы освоимся на новом месте, тем лучше.
И они проехали долгие мили по пустынному холмистому краю, мимо хмурых зарослей вереска и папоротника на обочине, выступающих скал, бурных ручьев, которые в это сухое время года, казалось, смеялись над перекинутыми бетонными мостиками, мимо узких лощин, где дорога змеится посреди растущих уступами лиственниц, мимо тихих длинных озер, отражающих в своих торфянистых водах дважды умирающий закат, мимо низеньких беленых домов, заброшенных коровников и полуразрушенных перегонных заводиков, пока их не принял и не перебросил к дальнейшим приключениям каскад улиц Инвернесса. Когда супруги добрались до поломанного указателя на остров Эрран, было уже довольно темно. По головокружительно крутому склону они спустились к аккуратной хижине на берегу реки, где в мягком свете фонаря гостей приветствовала немолодая румяная женщина, окружившая их заботой точно ангел.
Впрочем, слово «хижина» тут, пожалуй, неуместно. Когда Бридоны очнулись от глубокого сна, в который их погрузил приветливый шум ниспадающей воды, то увидели вокруг себя скромный комфорт (точнее, то, что считается комфортом, когда вы живете главным образом под открытым небом). По всей видимости, два дома были в свое время объединены в один, так что в распоряжение посетителей предоставили две низенькие спальни и просторную гостиную. Одно ее окно выходило в царство хозяина – сад, дары которого, разумеется, были предназначены для дома на острове, но как пиршество для глаз он был полностью предоставлен здешним жильцам. Сад, вопреки местным традициям и вполне в современном духе, не был обнесен стенами и в этом укромном уголке долины действительно не нуждался в ограждении. Пестрый по краям, он был как бы врезан в холм, оплетенные розами беседки чередовались с буйно растущими альпийскими горками. Из другого окна открывался вид на берег, чуть ниже того места, где на высоких опорах стоял бетонный мост.
Здесь Дауни, протестуя против такого бесчинства, подобно Аракс у Вергилия
[18], прерывает медленное течение и бурлит над позеленевшими бархатными валунами, чтобы затем сердито броситься в кипящую заводь. На фоне грохота кажется, что берега, обрамленные бахромой рябин и свисающих березовых ветвей, погружены в смущенное молчание, как люди, ставшие свидетелями бурной истерики. В эту пору вода стояла предельно низко, но метки на одной из опор моста свидетельствовали о том, как вероломно она может подниматься и почему дорогу тут проложили на двадцать футов выше.
В этом-то и состоит загадка вечно бегущей воды, заставляющая нас останавливаться и тратить драгоценное время. Почему – пусть решают психологи. Казалось бы, река, чей неостановимый поток напоминает о безжалостном течении времени, должна подстегивать к действию, вдохновлять на сражения, прежде чем нас унесет, как героев известной песни. Но где бы человек ни построил через реку мост, если только не вовсе в безлюдном месте, вы непременно увидите, как кто-то облокотился на перила, предавшись созерцанию бегущей воды. Оказавшись на реке, мальчишки забывают обо всех открытых перед ними жизненных возможностях; по велению какого-то ритуала они останавливаются, пускают бумажный кораблик, бросают камешек или плещутся в воде. Купание – компенсация взрослым запрета на бултыхание – потеряло бы половину своего очарования, если бы не являлось столь очевидной тратой времени. А есть еще такие, кто, бесстрашно погружаясь в суть вещей, утверждает, будто рыбацкие радости – такие надежные, такие некоммуникативные – в действительности проистекают от самого бесполезного времяпрепровождения, какое только может придумать человек… Но оставим этот вопрос.
