Мы все невольно содрогаемся, когда неожиданно видим собственное имя. И какие бы оставленные острием карандаша сведения – наполовину сохраненные лишь в оригинале, наполовину явленные в оттиске – сыщик ни ожидал извлечь, он был совершенно не готов к тому, что написанное начнется со слов: «Мой дорогой мистер Бридон». У дорогого мистера Бридона возникло ощущение, будто его застали за подслушиванием. Неужели Летеби предвидел, что Бридон будет осматривать пустой дом, или даже хотел этого и оставил блокнот в качестве обвинительного акта? Вряд ли, по крайней мере, на первый взгляд. Послание уместилось на одном листочке; некоторые пробелы можно было легко восстановить по контексту.
Мой дорогой мистер Бридон, – писал Летеби, – вынужден просить Вас о довольно необычном одолжении. Дело вот в чем: не могли бы Вы в эти дни присмотреть за моим партнером, Хендерсоном, и дать ему понять, что Вы за ним присматриваете? Боюсь, мысль полностью доверить ему клад не приводит меня в восторг. К сожалению, утренним поездом мне нужно ехать в Пертшир, шофера тоже не будет (он там возьмет машину, чтобы мне на ней вернуться). Вы не могли бы предложить ему партию в гольф – Хендерсону, я имею в виду? Если за ним приглядывать, все будет в порядке.
Ваш,
в чрезвычайной спешке,
Вернон Летеби
Торопливо, скорописью переписывая любопытное послание, Бридон насвистывал. Точнее, посланием это назвать нельзя, ибо разве оно было послано? Да, лучше переписать. Если кто-нибудь выдерет листочек, запросто может пропасть. Когда Летеби его написал? Судя по всему, вчера, после того как их представили друг другу, – в противном случае он не стал бы так прямо обращаться к адресату. Но до пожара, несомненно. Отправитель явно собирался не нести письмо на почту, а оставить его прямо в домике садовника по пути на вокзал, но затем в ряде пунктов – например, по вопросу о местонахождении шофера – изменил первоначальный замысел. И, передумав, решил придерживаться прежней версии, уничтожив записку? В комнате стояла корзина для бумаг, и миссис Макбрейн еще не приложила к ней свои чистоплотные руки… Но там не было ничего, писанного рукой Летеби, не было даже похожего листочка. Значит, он уничтожил оригинал. Или сунул в карман. Да, крайне интересно. По-видимому, поездка на юг прошла как по маслу. Непонятно только, каковы на данный момент планы сбежавшего кладоискателя относительно возвращения.
Счета, заинтересовавшие леди Гермию, по-прежнему валялись на столе, но они могли вызвать лишь женское любопытство и едва ли возбуждали подозрения. Очевидно, на время операции Летеби взял на себя роль казначея, но в случае победного исхода расходы предполагалось разделить поровну. Веревка, лопаты и т. п. – полный порядок; ежедневные расходы; он не забыл даже билет Хендерсона на поезд. О, а вот это уже интереснее – автомобиль. Судя по сумме, машину арендовали всего на пару дней. Зачем им понадобилась вторая машина? А вот еще одна несколько загадочная запись, выполненная неудобочитаемым почерком Хендерсона. «Шерстяной», что ли? Тут сумма слишком большая, чтобы объяснить ее расходами на гардероб Копателя. Может, «жестяной»? Или еще что-нибудь в этом роде? Больше из счетов ничего было не выжать. Кто-то, предположительно, Летеби, прошелся по счетам, пометив галочкой каждый, словно одобряя его.
Фотографический снимок карты, который Бридон, разумеется, искал в первую очередь, исчез. Если раньше кто-то хотел, чтобы он попался на глаза случайному посетителю, то теперь этот кто-то переменил свое мнение, по меньшей мере решил, что необходимости в более пристальном его рассмотрении нет. Однако имелись другие карты острова, на некоторых чернилами были нанесены точки и линии. Одна из них создавала впечатление, будто ее в самом деле использовали для определения местоположения клада с учетом сведений, добытых с той, первой, карты. Еще один вещдок, требовавший объяснения, представлял собой карту железной дороги от Инвернесса до Перта; по ней шла тонкая карандашная линия от Инвернесса до Авимора, еще одна – от Авимора до Блэр-Атолла и третья от Блэр-Атолла до Питлохри. Еле заметные линии были дугами перекинуты сбоку от типографской линии, обозначающей железнодорожную ветку, причем концы дуг упирались в указанные населенные пункты. Все это вызывало в воображении обычную сцену. Вот один кладоискатель излагает другому свои соображения по поводу маршрута и для наглядности водит карандашом, останавливаясь в определенных точках. «От Инвернесса до Авимора, – говорит он, – на мелких станциях поезд не останавливается», – или что-то в этом роде. «А между Авимором и Питлохри делает остановку». К сожалению, карта никак не высказывалась по вопросу о том, какой пункт предполагался конечным.
Однако пора было более внимательно присмотреться к комнате в целом – месту, где произошли события минувшей ночи. Общий ее вид не оставлял никаких сомнений: лейтмотив – выпивка. На краю стола, возле удобного стула, стояла кофейная чашка; судя по тому, где и как она стояла, не из тех, что Бридон видел накануне. Ему показалось, осадок имеет очень слабый запах какой-то чужеродной субстанции – еще один аргумент в пользу того, что Летеби был одурманен. А вторая чашка? Не видно. Кофе варил, несомненно, Хендерсон, и сыпануть что-то Летеби – с согласия последнего или без оного – ему было несложно, особенно поскольку сам он кофе не пил. На этом месте почти наверняка сидел Летеби: рядом на полу лежала книга, причем так, словно упала, когда читателя свалил тяжелый сон. Это была писанина для высоколобых, Бридон вспомнил рецензию на нее. Маловероятно, чтобы Хендерсона заинтересовала подобная продукция. Ладно, с кофе все ясно, а это что за стакан? Что за белый осадок на донышке? Нет, похоже, ничего подозрительного: в углу сыщик увидел бутылку известного освежающего безалкогольного напитка, который широко рекламируется для других целей, но главным образом используется юными джентльменами, просыпающимися утром после некоторого «злоупотребления». Похоже, весь виски – а его было немало – выпили за ночь. Но необязательно все вылакал Летеби. От снадобья, если он действительно его принял, у него наверняка пересохло во рту и потянуло на привычную опохмелку. На другом конце стола стоял еще один стакан, из которого пили виски, очевидно, неразбавленный. Ну да, Хендерсон вполне похож на человека, пьющего неразбавленный виски. Сифона Бридон не увидел, а уровень воды, в которой размешивали освежающее безалкогольное, опустился не больше, чем на стакан. Похоже, весь виски уничтожил Хендерсон. А это не так уж и мало, между прочим; кроме предпоследней бутылки сыщик увидел еще бутылку, которую открыли только минувшей ночью: пробку не сняли со штопора, как будто пили без перерыва, и эта последняя бутылка была пуста. Даже если предположить, что в предпоследней бутылке оставалась всего пара капель, напрашивался вывод: либо Хендерсона ничем не повалить, либо он надрался до бесчувствия. Тут есть о чем подумать. По какому поводу, размышлял Бридон, они так назюзюкались? И каковы были последствия?
С комнатой он вроде покончил, но оставался вопрос, чего в ней нет, а должно быть? Позже Бридон поставил себе плюсик за то, что обратил внимание на важное обстоятельство – отсутствие электричества. Мы так привыкли включать свет и видеть, как загораются лампочки, что даже в самой отдаленной местности не задумываемся, а есть ли тут электричество. Бридон находился в комнате посреди бела дня и лишь по какому-то наитию заметил отсутствие проводов, выключателей и т. п. В доме, вне всяких сомнений, просто не было проведено электричество, здесь пользовались керосиновой лампой, довольно опасной на вид. Десять к одному, что точно такая же лампа имелась и в домике садовника. Однако если так, где же она? Вряд ли ее унесла миссис Макбрейн, которая едва успела приступить к уборке; в любом случае это легко проверить. Вполне возможно, Летеби отправился спать до наступления темноты, на севере вечера длинные. Но едва ли Хендерсон выдоил весь виски при дневном свете, а также в полной темноте, это можно утверждать на все сто. Он не ложился в постель, а значит, не уносил лампу наверх. И в самом деле, в спальне Бридон нашел всего пару свечей. Так где же лампа, которая предположительно стояла на столе молчаливой свидетельницей одинокой оргии?