Книга Отец и мать, страница 166. Автор книги Александр Донских

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Отец и мать»

Cтраница 166

– А если народ отшатнётся? – тихонько перебила Екатерина.

– За эти оставшиеся до коммунизма двадцать годков, может быть, и пошатается туда-сюда народ, и, кто знает, побузит малёхо, но-о-о!.. к тому же и вернётся. Скажи на милость, какой дурак от добра бежит?

– Может быть, вернут?

– Нет, Катя: сам вернётся. Сам! Я понимаю подтекст твоего вопроса: не появится ли новый Сталин, чтобы железной рукой навести порядок, каждому, так сказать, указать своё место? Угадал? Не отвечай – угадал! Нет и ещё раз нет: Сталина и никакого другого диктатора на русской земле больше никогда не будет, потому что кровью и муками навечно научены мы. Неторопливо, но уверенно добьёмся поставленных целей и – заживём по-человечески.

– Дай-то Бог.

– Извини, конечно, но в этих делах не на Бога надо уповать, а на выверенную до последнего микрона марксистко-ленинскую теорию и практику.

Екатерина, поджав губы, улыбчиво, но не несходительно, покачнула головой. Афанасий чýток – ни полвдоха-выдоха, ни полвзгляда-смаргивания её не упустит:

– Эх, снова понесло меня, хвастливого краснобая! Извини за мой неуместный тон. Но я, понимаешь, привык жить большими делами – делами области и страны. Знаешь что? А давай-ка, землячка, поговорим о наших детях. Расскажи о сыне – как он, что он?

«О наших детях. О наших детях…» – казалось, не словами, а огоньками, тихими и трепетными, как у свечей или лампадок, из какого-то далёкого далека навеялось в душу её.

– Что сказать тебе, Афанасий? Хороший растёт мальчик. Помощник мой. А в твоей семье, расскажи, что?

– В моей семье – сыновья. Ты, наверное, не знаешь, что у меня их двое, Юрик и Петя. Тоже славные ребята. Эх, чего уж тебе и мне скромничать: нашенская переяславская порода – ещё та, из сибирских самая сибирская! Слушай, может, наши дети когда-нибудь станут друзьями, сроднятся по-товарищески – годами-то близки. Хорошо бы. Надо нам всем держаться вместе, помогать друг другу.

«Наши дети. Наши дети…» – отвеивалось теми же огоньками, но уже из души – в просторы природы и жизни, несомненно, неся радостную весть для всего сущего.

Оба о чём-то помолчали, в обоюдной задумчивости и грусти.

«Катя, Катенька, Катюша», – услышала Екатерина. Или ей показалось.

– Что? – невольно спросила она.

Не было ответа. Оба смотрели за окна, но, кажется, ничего за ними отчётливо не различали, хотя солнце предвечернее яснее ясного освещало этот их, после стольких лет разлуки и отчуждения, совместный путь.

Глава 72

Недоезжая до Пивоварихи, свернули в поля, на волновавшуюся всхолмиями и балками дорогу. В опущенные боковые окна «Эмки» ворвались запахи взнятой сохами унавоженной земли и дымы выхлопных газов – с десяток тракторов шли дружными, боевитыми клиньями, вспахивая обширные гектары местного совхоза. Дым и пыль за ними узловато сплетались и следом тяжело веялись сырмяжными рвано-чёрно-ветошными стягами. А между сосен корабельной рощи, по еланям и опушкам её в трогательной дрожкости плыли нежно-сиреневые облака – богато нынешней весной зацвёл багульник. С одного из холмов мощным размахом отворились звеняще синие байкало-ангарские дали с бескрайним потаёжьем в молочково-зелёных поволоках молоденькой листвы и хвои, с богатырски вскинутыми туловами гор и скальников, с морем-водохранилищем при Иркутской ГЭС, с новыми микрорайонами хорошеющего год от года Иркутска. А ещё дальше, но не разглядеть глазами, а только, наверное, сердцем, он, Байкал, священный, любимый, неповторимый, – несомненный блюститель богатств и красот Сибири.

«Кого убивали здесь, те тоже могли смотреть в эти дали», – подумала Екатерина, невольно потупляясь взором, каждой жилкой отягчаясь. Но тут же, со стороны ли, в себе ли самой, услышала: «Верь: мир наш Божий, и все человеки Земли Боговы». А может, и не слышала, а уже в крови её жили и порой закипали слова незабвенной Евдокии Павловны.

Афанасий оживился – стал, точно ребёнок, вертеться, увлечённо высматривая трактора, возможно, хотелось ему увидеть ещё больше их:

– Самые бодрящие и нужные по весне запахи – тракторов и поднятой земли. Да к тому же сдобренной навозом. А помнишь, Катя: я, ещё пацаном, в войну и после, пахал поля?

– Помню, Афанасий.

И они посмотрели друг другу в глаза – просто, легко посмотрели, может быть, так, как происходит что-нибудь случайно, нечаянно, но, нередко, в радостной искромётности счастливых секунд жизни. И порадовало обоих то, что, кроме света друг в друге, они ничего постороннего, смущающего, а то и путающего чувства и разум не увидели.

Потом, расставшись, они поймут глубже, отрадно, что это был свет необыкновенный, возможно, чудодейственный. Это был свет долго- и многожданный, дарованный тому и другому всею прожитою жизнью их. Это был свет примирения, окончательно и деликатно-нежно, почти что незаметно повершённого. Это был свет прощения, без остатка, милосердного до слёз. Это был свет самой высокой на земле любви – духовной, но которой, может статься, кто-то из них, или даже оба они, ещё не был готов отдаться как дóлжно бы.

Воздух сломило и передёрнуло – внезапно из-за холма наскочил, даже вроде как ощерился своей изломистой, торчащей, ржавой, колючей проволокой по вразнобой покосившимся, трупно-серым столбам расстрельный полигон, именуемый Дачей лунного короля. Но само это место можно было бы назвать неприметным, даже сереньким, если бы не роскошество багульника по его холмам и впадинам. Здесь багуловые поляны лежали каким-то изумительным полотнищем неба – зеленцеватой синевой его и сиреневыми облаками. Больше всего багульника по могильным провалам многослойных и многорядных братских захоронений, которых не счесть.

Екатерина вся напряглась, всматриваясь за колючку: облака-заросли выстроились там ратью целой – взводами, ротами, полками, может быть, для броска, для атаки, во имя правды, справедливости и – победы. Ей представилось, что этому массивному, разрастающемуся цветочно-листиковому воинству вот-вот устремиться, вобрав в себя ещё чуток-другой соков земли, во все пределы и в небо своей хотя и вычеркнутой из жизни этой, но многотысячной мощью, возможно, доламывая недоломанное временем и людьми это страшное, но уже жалкое ограждение. Вырвутся цветки и листики из своего тайного, тихого, но жуткого мирка и вестниками раскатятся, разлетятся по всему белому свету и, непременно, поднимутся, воздушные, лёгонькие, к небесам. Но кому, однако, понять, глянув чаянно или нечаянно в высь, почему облака сегодня сиреневые?

Так почувствовала потрясённая, но и восхищённая Екатерина.

Глава 73

Афанасий велел Сане притормозить, завидев влачившегося по ту сторону колючки старика. Без ружья и без собаки он был, но в милицейском, хотя и поизношенном до ветхости, обмундировании; на сивой, заросшей голове – ломанная, но с кокардой форменная фуражка. Афанасий и Екатерина вышли из машины – дальше уже ехать не надо было: сосёнки с заветной могилкой – по соседству, рядом со свежевспаханной пашней.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация