– Ну, и что будем делать?
Я благодарно посмотрел на Софию и спешно заговорил:
– Пока нам нужно только понаблюдать. Это проклятье, или, я бы сказал, порча, она ведь никак себя еще не проявила. Мы вполне можем не спешить, обстоятельно подготовиться и уже потом рассеять эту мерзость. Сударыня? – я выставил локоть, чтобы она могла взяться. Женщина не отказалась, и мы пошли обратно.
– Это не совсем так, Игорь. Хотя, наверное, выглядит похоже.
Я всмотрелся в ее задумчивое лицо, сделавшееся вдруг намного старше.
– София, на тебе много забот. Что ты имеешь в виду?
– Эфирный мир портится. Я чувствую это постоянно. Мы словно пруд, оставшийся без ухода, – зацвели. Вчера была ссора, перешедшая в драку. Неприязнь они давно друг к другу испытывали, но всегда сдерживались, а тут чуть ли не убийство. Люди болеют – только троих вылечила за последнюю неделю. Скотина туда же.
– Это меняет дело… – поджал я губы.
– Мне только сейчас удалось собрать эти события в кучу и понять, где их корни. Я должна спасти мою деревню, Игорь!
– Спасем, не переживай. Но сейчас мне снова надо хорошо поесть – живот словно с цепи сорвался. Мысли через одну о пище, – нервно посмеялся я.
Так же, под ручку, мы вернулись в деревню. Со двора Софии слышится гул и вскрики. Кто-то яро спорит, вот-вот вспыхнет потасовка. Мы поспешили навстречу.
– А ну прекратите! – заранее крикнула глава. – Хватит! Вы что, не слышите?! Хватит ругаться!
Народ более-менее утих. Раскрасневшиеся лица мужчин и женщин стали светлеть, словно пелена сходит. А глаза опустились к земле.
– Ну! Что случилось?!
Из толпы выскользнул Вейко. Прищурившись, говорит:
– Дурные они у тебя, сударыня! Вот тот, бородатый, пожелал тому здоровяку доброго дня. Ну, как это обычно делается, сказал: «Добрый день». Здоровяк стал спорить, что день вовсе не добрый, на что бородатый возразил, назвав другого дураком. С того и началось. А потом все на две части стали делиться и припоминать друг другу былые обиды.
София хмуро оглядела собравшихся, останавливая взгляд на тех, кто не опустил головы, и каждый из них в итоге отвел глаза.
– Вы, похоже, хотите предать тут все огню и разорению, – с горечью изрекла она. – Поссориться, поубивать, уничтожить… Сколько поколений предков прожило здесь жизнь, отстраивая и улучшая деревню. Через нас проходит крупный тракт, благодаря чему не знаем горя даже в засуху или еще какого лихолетья. И тут, из-за шуточного спора, пустить все прахом?! Этого хотите?
Кажется, что даже птицы пристыженно смолкли. Со стороны же людей нет ни ропота, ни возмущения. Робко, словно в первый раз, они начали улыбаться друг другу, просить прощения и извинять.
София до вечера сглаживала ситуацию и восстанавливала лад. С ее же слов, успела вылечить ребенка. Мы расположились в одной из комнат большого дома и смиренно дожидались возвращения. Я успел съесть буханку хлеба, щедро запив молоком.
– Сил нет, – изрекла хозяйка, с блаженством расположившись в кресле.
Мы в гостиной, потолок которой теряется во тьме, ибо помещение общее на два этажа. По-королевски выстроен камин из массивного камня, возле него кресла. В центре гостиной длинный стол с толстенной столешницей, живо напомнивший мой, на свейской земле. Красивые стулья с высокими спинками, ковры на полу и стенах. Есть гобелены и полотна. Много шкафов, тумб и прочей мебели, гармонично вписывающихся в интерьер.
– Надеюсь, вы поели?
Вейко, только вернувшийся с улицы после курения, кивнул. А мне захотелось пояснить:
– Я нашел хлеб и молоко, София. Прости, что хозяйничали тут.
– И всё? – изумилась она, порываясь встать.
– Нет, нет, нет! – замахал я руками. – Сиди, отдыхай. Мы не привередливые. И на этом спасибо.
– Боги! Там полный склад еды, Игорь, – страдальчески взглянула женщина. – Просто я не держу слуг, а так бы вы были покормлены нормально.
– Благодарим, сударыня, – ответил Вейко. – Не изволь беспокоиться. Если можно, то я пошлю Игоря на склад, и мы сами накроем на стол.
– Конечно можно, – рассмеялась она. – Я вам кто, чтобы столько съесть в одиночку?
– Тогда… – протянул я, – расскажи, куда идти и что принести тебе?
Спустя некоторое время стол заслуженно украсился разными яствами, хорошо дополняющими сдержанное богатство гостиной.
– У меня еще компот есть – сварила вчера, – подняла палец София, намереваясь сходить.
– Я принесу! – я соскочил, сдерживаясь, чтобы не поморщиться от боли – тело только начало восстановление.
Удивительный ужин начался. Если бы не воспитание, то я бы чавкал и урчал, как пес или волк – настолько все вкусно. Живот уподобился мешку из-под картофеля – ем как не в себя. Вдобавок запил удивительно ароматным и вкусным компотом.
– Теперь я спокойна, – легко улыбнулась София.
– У тебя много забот, сударыня, – протянул Вейко, – и без мужчины, наверное, тяжело со всем справляться?
София чуть помолчала, борясь со слезами, смахнула самые настырные и говорит:
– Это случилось два года назад. Урмас, мой муж, с сыновьями заночевали в лесу. Там был егерский дом, и Урмас очень любил его. В ту ночь разыгралась страшная гроза и одна из молний попала в дом. Никто не спасся…
Ее горло сжалось, и прошло некоторое время, прежде чем женщина снова заговорила:
– Я почувствовала их гибель. Проснулась. В груди сильно болело. Наверное, сама чуть не умерла. И потом тоже, когда совершали обряд упокоения. С тех пор мои способности пробудились, а управление деревней легло на мои плечи. Признаться, тогда я была бы не против отдать эту ношу кому-нибудь, да только никто не хотел.
Мы дружно помолились об упокоении душ умерших.
– Прости, сударыня, что разбередил рану, – склонил голову Вейко.
– Нет, ты все верно спросил. Управлять селением очень трудно. И все же – я счастливый человек, ведь те доверие и любовь, которыми меня одаряют люди, – бесценны. Вы бы знали, как они обо мне заботятся, едва не на руках носят.
– Да, – кивнул я и переглянулся с дедом, – это многое значит.
Дальше слово взял Вейко, принявшись рассказывать о себе и обо мне. Понятное дело, что это было нечем иным, как вымыслом с какой-то долей правды. Я усмехнулся в кулак, но не потому, что дед нескладно выдумывал, – с этим у Вейко никаких проблем, ему бы сказителем быть, – просто ситуация получилась совершенно не однозначная. Я и не на стороне деда, ибо не могу рассказать все, но и к Софии стал ближе, появились общие дела, посвящать в которые деда нельзя. Подобно канатоходцу, мне приходится быть осторожным в словах и поступках.
Когда дед вышел на перекур, наши взгляды нашли друг друга. Все понятно без слов, но в то же время нужно облечь в конечную форму общие выводы. И так как на мне лежит долг мужественности, слово беру я:
