— То есть? Что же я делаю… Когда это ты на меня давил? Если ты про свои идиотские сны?..
— А, это было просто так, для развлечения, — усмехается Туан.
— Угу, я развлеклась!..
— Не перебивай. Так вот, помнишь, как после представления в театре Изабелла намекнула Дамиану украсть тебя?
— Нет, она вообще-то сказала, что в Садах меня поджидает опасность и… — Я обрываю себя: ведь точно Изабелла обращалась тогда к Дамиану и не прогнала его, хотя могла. Она — могла. И она знала, что мы придем вдвоем. Она сделала вид, что зовет только меня, но ей было известно, что Дамиан обязательно увяжется следом…
— То есть… Это ты все подстроил?
— Что-то я, что-то она… Но, право, я даже не думал, что ты так станешь носиться со своей свободой и независимостью. Это было настолько глупо, что после я решил: ты просто удачливая, возомнившая о себе невесть что дурочка-фея. До этого у меня был план, сложный и многоуровневый: как заставить тебя выбрать меня в спутники… Но потом я подумал: зачем? Ты и сама в меня влюбишься. Феи всегда так делают, а ты точно фея, хоть и из другого мира.
— Ты очень высокого мнения о себе.
— Нет, я низкого мнения о феях. В любом случае я ошибся — фея из тебя, как и принцесса, получилась… Не получилась. А жаль: теперь остается довольствоваться банальным «ошейником»… Как видишь, Виола, я очень мало что с тобой делал. Разве что пару раз заставлял думать в нужном мне направлении, но это сущие мелочи. Практически все ты всегда делала самостоятельно.
Да уж. Очень мало: подстроил мое похищение, врывался в мои сны, пытался влюбить в себя… Вообще ничего не делал, ну совсем!
— Зачем тебе Дамиан?
Туан удивленно смотрит на меня:
— Чтобы завоевать мир, конечно.
Еще один. Интересно, здесь все злодеи этим грезят?
— И для чего же?
— Изменить его, Виола, — усмехается Туан. — Даже нет: просто я хочу, чтобы вы все увидели, что даже самые-самые ничтожные, самые слабые и вами обиженные иногда добиваются своего. А потом мстят. Что, Виола? А ты никогда не думала посмотреть на сказку глазами злодея? Для меня злодей ты. И твоя мать. И твоя стерва-бабушка. Все вы — и еще с десяток таких же, как вы. Для меня весь мир полон злодеями, которые если не убьют меня — и правда, зачем им? — то просто вернут туда, где, по их мнению, мне место, а остальные пройдут мимо, даже если я буду кричать о помощи.
— Бедненький несчастный кукловод, — фыркаю я. — Что, у тебя было тяжелое детство? Деревянные игрушки? Родители не любили, друзья обижали?
— Что ты знаешь о тяжелом детстве? — шипит вдруг Туан, разом теряя всю свою задумчивость и вкрадчивость. — Ты, принцесса, фея…
— Для справки, господин злодей, я была жабой до шестнадцати лет. Совсем не фигурально, а очень даже фактически. Я в курсе, каково это, когда все вокруг смотрят на тебя как на урода. А вот тебя, милый друг, внешностью боги не обделили. Так что ты знаешь о тяжелом детстве? Поговорим об этом?
— Красота! — смеется Туан. — Виола, у тебя был отец, у тебя была сестра, у тебя даже крестная была и мать, и все они тебя любили. Ты даже не представляешь, что такое валяться в грязи в своем истинном облике, беспомощным, на лесной тропе и ждать, когда тебя найдут и снова побьют до полусмерти, потому что ты… потому что ты родился тем, кем родился, — неуклюже заканчивает он. — Тебя хоть раз били, а? Просто потому, что ты — это ты. Просто так! Ты можешь себе представить: единственного человека, который мне помог, убили за одно лишь это! Ты можешь себе это представить?! Я сидел на цепи, видел, как его тащат за лошадью, и не мог даже… Вообще ничего не мог сделать! Потому что единственная магия, с которой я родился, — это, демоны ее забери, никому не нужное целительство и магия жизни! Сдалась она мне?! — Он замолкает, хватая ртом воздух, и бешено смотрит на меня.
Мда. Тяжело быть психотерапевтом. Того и гляди, какой-нибудь псих в буйного переквалифицируется.
— Тих-тих-тихо! Я ничего не поняла. Кто кого убил, за что и почему? И кто ты такой? Что за истинный облик?
Туан минуту молча смотрит на меня, потом отворачивается.
— Неважно. Просто не думай, что ты хоть что-то знаешь… — Он бросает взгляд на забившегося под прикроватный столик кролика. — И это я-то чудовище!.. Да если бы я мог поступать со всеми вами так, как вы поступали со мной… Мне бы и Темный Властелин был не нужен… Это он бессердечен… А ведь это даже было бы справедливо… А у меня руки не поднимаются…
— Бедняжечка, — перебиваю я этот поток сознания. — Слушай, гуманист, напомнить тебе, что ты с Дамианом делаешь? И кстати, почему ты называешь его бессердечным?
— Это ты делаешь, — усмехается Туан. — Я только говорю ему, что ты его не любишь. И это правда, не так ли?
Я молча смотрю на него.
— А насчет бессердечия… Как думаешь, зачем мне нужна Изабелла? Намекнуть твоему другу, когда и как тебя украсть, я мог бы и сам. — Он снова улыбается, и у меня опять чешутся кулаки — а ведь я никогда не любила насилие!
— Изабелла? — повторяю я. — Ты решил скормить Дамиану отравленные яблоки? И… — Я умолкаю. Что-то бьется в голове, какая-то мысль-воспоминание про Изабеллу и ее…
— Нет, Виола. — Туан глядит на свои руки и улыбается уже им. — Я расскажу Дамиану, как он может избавиться от своего сердца, ведь оно причиняет ему столько боли!..
— Да что ты! Ни один человек в своем уме на это не пойдет!
— В своем — может быть. Но ты же беднягу так мучаешь. — Улыбка все не сходит с лица Туана. — Именно так всегда и становятся Властелинами. Когда боли слишком много…
— От чего боли? — Я со вздохом падаю на кровать. Голова болит — жуть как. Вот это — боль. А Дамиану-то чего болеть? Он же у нас весь из себя крутой, аж голова кругом: и Астрал ему подчиняется, и общага его боится, и красавец он хоть куда… Ну расстался со мной — так и что? Пусть только свистнет, уверена, к нему такие, как я, прибегут толпой — только выбирай — не хочу. Вот уж боль-то!
Вечно эти мальчишки все преувеличивают…
— Я же говорю, ты не понимаешь, — зевает Туан. — Он любит тебя…
— Любовь проходит.
— Это у таких, как ты или его брат, любовь проходит, — смеется Туан. — А у впечатлительных Властелинов все серьезно. Глубоко и на всю жизнь, так что потом остается только вырвать сердце.
— И откуда ты такой умный? — Не верю я ему. Конечно, не верю. Господи, да, меня тоже бросали, да, было больно — но все проходит, все и всегда. Да и встречались мы с Дамианом всего-то два месяца. И ничего друг другу не обещали. Он меня, конечно, расколдовал, и сердце его светилось в тронном зале, когда Изабелла еще была королевой… Но все же меняется. Я изменилась, Дамиан тоже изменится, успокоится, влюбится в какую-нибудь другую принцессу… Может, найти ему мне замену? Какую-нибудь поуродливей и поглупее… Да, и это ее он будет нежно целовать и… Даже представлять противно.
