Для него в этом не было чего-то противоестественного, ведь он всех руководителей НКВД-МГБ называл даже не по имени-отчеству, они все были для него родственниками, братьями «дяди Лаврентия»…
Со временем он, разумеется, узнал, какие преимущества дает негласная связь с всесильными тогда органами госбезопасности, и, надо сказать, умело ею пользовался…
Драматург и сценарист по образованию, Коротков был не так талантлив на этой ниве, как его собратья по перу. Но у него на руках имелась козырная карта высшего порядка — он был нашим агентом. Не в силах справиться с конкурентом, скрестив с ним перья вместо шпаг в открытом поединке — в литературной дуэли, он убирал его с помощью одного-двух агентурных донесений, в которых сообщал о приверженности этого конкурента-соперника к «космополитизму» и еще черт знает к каким «измам»…
Так он, кстати, поступил с Борисом Пастернаком, первым узнав и сообщив нам, что роман «Доктор Живаго» готовится к публикации и выходу на русском языке за рубежом… Его связь и дружба с Пастернаком помогли ему сблизиться со многими иностранными дипломатами, в кругу которых он был очень хорошо принят — друг Пастернака, как-никак, ты ж понимаешь!
…Высокий худощавый мужчина с темно-русыми волосами, выразительными чертами лица и томно-загадочными бархатными глазами, Коротков производил неизгладимое впечатление на окружающих. Он мог свободно вести беседы как на русском, так и на английском языке на самые разные темы, дискутировать по самым различным вопросам, будь то социалистический реализм или сексуальные излишества королей Франции династии Бурбонов…
А коль скоро его последней средой обитания были семьи иностранных дипломатов, то в первую очередь он свое очарование распространил на их жен… Мы не преминули этим воспользоваться, и вот тебе результат: скольких из них он сделал нашими секретными источниками — жуть! Он пользовался таким большим успехом у жен иностранных дипломатов, что иногда не успевал… им пользоваться! Был он, ну, прямо-таки нарасхват!
Справедливости ради скажу, что сведения, поступавшие от этих сексуально озабоченных иностранок, матрон-сладкоежек, котировались невысоко, но тогда ведь вся страна гналась за валом продукции…
В последующем его использовали в качестве вербовщика красивых молодых актрис столичных театров. Их планировалось использовать в работе по иностранцам.
Ему выдали карт-бланш, и он уверенно, но ни в коем случае не ссылаясь на нас, обещал им (и предоставлял-таки!) лучшие роли, деньги и запретные для обыкновенного совтрудящегося развлечения: посещение дорогих ресторанов, иностранных выставок, даже посольских приемов…
Когда такая избранница Короткова, по нашему — «ласточка», — созревала до выполнения задания, ее временно поселяли в «ласточкино гнездо» — двухкомнатную квартиру.
В одной комнате «ласточка» совращала интересующий нас объект — иностранца, в другой орудовали технари, снимая действо на кинофотопленку…
Когда я впервые столкнулся с Коротковым и понаблюдал вблизи за ним, у меня возникло подозрение, что он не столько драматург и сценарист, сколько отменный актер по жизни. Нет-нет, он не рожден для сцены, а природой создан, чтобы быть актером именно в жизни!
Кроме того, у меня зародилось сомнение, а мужик ли он в прямом смысле этого слова… Тогда термина «голубой» еще не знали и не употребляли его… Жизнь во всех ее проявлениях была проще…
Говорили просто: «педераст»… Ну, ты помнишь, как это выражение любил употреблять к месту и не к месту Никита Сергеевич…
Так вот, пообщавшись с Юрой Коротковым, я почувствовал, что в нем есть что-то от жеманной барышни из великосветских русских салонов XIX века… Не знаю, чем это чувство было вызвано и чем его объяснить! Ведь никакого общения с педер… тьфу, с «голубыми», у меня до этого ни в оперативном, ни тем более в личном плане не было! И все-таки некую бисексуальность я в Короткове почувствовал… И ты знаешь, интуиция меня не подвела!
Когда анализировали причины перехода Короткова в стан противника, а он перебежал к англичанам, тогда наткнулись на очень забавную историю. Дело в том, что одновременно с вербовочной разработкой Дежана мы взялись склонить на свою сторону французского военно-воздушного атташе полковника Луи Гибо… Посол — послом, но Грибанов, проконсультировавшись с Хрущевым, решил, что нам не помешают и военные секреты, тем более что Франция тогда еще входила в блок НАТО…
Взялись за военно-воздушного атташе. Через какое-то время узнаем, что этот полковник имеет слабость к установлению интимных отношений с мальчиками. Вот те на! Для нас тогда это было в диковинку… Но что ж, если партия и родные органы велели, значит, надо привлекать к сотрудничеству и извращенцев…
Это я так думал в то время, что они — извращенцы. Проштудировав массу специальной литературы, я понял, что они, как левши, — обижены природой и по-другому не могут… Короче, обсуждаем вопрос о военно-воздушном атташе на расширенном заседании «Оперативного хурала» в номере «люкс» гостиницы «Метрополь». Кроме Грибанова и нас, желторотиков-лейтенантов, присутствует… Коротков. В этом для нас тогда уже ничего удивительного не было, потому что этот агент экстра-класса пользовался личным благорасположением Грибанова, да и других высших руководителей КГБ.
Мы его, Короткова, меж собой иначе как «майором» и не называли…
И что ты думаешь! Коротков, этот неотразимый сердцеед, не знавший поражений на ниве совращения жен иностранных дипломатов, вдруг на роль соблазнителя и партнера французского атташе, предлагает… себя! Может, кто-то из присутствующих и удивился, но только не я… Цепь в моем мозгу замкнулась. Все встало на свои места. Я понял, что мужчины, а не женщины — это его подлинная, но тайная страсть…
Летом 1961 года Коротков соблазнил-таки военно-воздушного атташе, вступив с ним в интимный контакт, но поторопился, сразу потребовав выдачи военных секретов.
Полковник Гибо вернулся со свидания, попрощался со своей женой и… пустил себе пулю в лоб прямо в своем служебном кабинете посольства.
Самоубийство французского военно-воздушного атташе вызвало панику во Втором главке. Все боялись, как бы он не оставил записки, объяснявшей, в какую ловушку он попал.
Как только стало известно, что эти опасения напрасны, руководство КГБ вздохнуло с облегчением и приказало своей агентуре распустить слух в среде иностранного дипкорпуса в Москве, что полковник Гибо решился на такой шаг, находясь в состоянии нервной депрессии…
Надо сказать, что, по моим наблюдениям, в состоянии нервной депрессии, близкой к самоубийству, находился не кто иной, как Коротков, который, как выяснится позже из его откровений, изложенных в книге, вышедшей в Англии, был попросту влюблен в военного атташе…
…Когда были подвергнуты анализу и разбирательству на самом высоком уровне причины и мотивы ухода к противнику Короткова, я в качестве своей не то чтобы рабочей гипотезы — убеждения! — высказал мнение, что Коротков был бисексуалом, с одинаковым удовольствием соблазнявшим и обладавшим не только женщинами, но и понравившимися ему мужчинами… Свои теоретические выкладки я попытался проиллюстрировать случаем с военно-воздушным атташе Франции.
