– О чем ты думал, когда я вошла?
– О тебе!
– Врешь! – Она потрепала меня по волосам.
– Почему?
– Лицо у тебя было не такое.
– Какое?
– Досвадебное.
– Х-м.
– Что читаем?
– Так, по работе.
– Вот я коза, огонек забыла убавить! – Она вскочила и умчалась на кухню, мелькнув сквозь прозрачную ткань обещанным телом.
Хорошо, что природа-мать не нагрузила людей телепатическим даром. Тогда счастливых или терпимых браков вообще не стало бы. Ну, сами посудите: входит жена в желтом пеньюаре и сразу видит, чем набита твоя голова. Там: актриса Лета Гаврилова во всевозможных ракурсах. А войди Нина чуть раньше, она нашла бы в моем мозгу усатую Райскую, а за полчаса до этого обнаружила бы там идеальные ягодицы Веры Денисовой. Кто ж поверит, что у меня со всеми этими женщинами ничего почти не было? Никто. И какая семейная жизнь такое выдержит? Никакая. Спасибо, спасибо, мудрая Природа, и разреши впредь именовать тебя просто Богом!
Осознав невинность «Крамольных рассказов», я почувствовал вкус к жизни. Вялые токи домашнего вожделения ожили и заиграли в теле, что апрельские ручьи на московских холмах. Нина вернулась с кухни, легла рядом и закрыла глаза, вспоминая, все ли намеченное на вечер сделано. Я молниеносным движением подтвердил зрительную догадку: трусиков под пеньюаром нет.
– Постриглась?
– Не болтай глупостей!
«Интересно, как с этим у актрис? Спортсменки, говорят, бреются наголо…» – думал я, приступая к предварительным ласкам. Переведенная с немецкого языка «Новая книга о супружестве», которой зачитывалась тогда вся страна (мне дали на день), советовала мужчине «длить прелюдию не меньше 10–15 минут, а женщине чувственно отзываться на прикосновения и массирующие движения партнера, не тая самых сокровенных порывов». Но кто же любит по книжкам?
– Подожди, давай немного почитаем. Надо отдышаться. Это у тебя что?
– Так, рассказики.
– Чьи?
– Ковригина.
– Ковригина?! – Жена рывком села на постели. – Ого! Вы будете печатать?
– Возможно. Давай об этом потом…
– Я тебя еще не простила.
– Вот я и хочу тебе помочь…
– И помог бы. Ты уже полтора часа в горизонтали, а я только легла! Эгоист!
Она с обидой залезла под одеяло, взяла ворох отчитанных мною страниц, подровняла, поправила на переносице очки и показательно углубилась в чтение. Если бы я был скульптором-монументалистом и ваял памятник неудачному браку, то вытесал бы из серого гранита супругов, которые лежат в широкой кровати, читая каждый свое. Причем у женщины на голове еще и бигуди…
Минут через десять Нина спросила:
– А ты про такую материю, «эпанж», когда-нибудь слышал?
Этот рассказец я уже прочитал, речь там шла о бабушкином отрезе, купленном еще до революции и хранившемся в сундуке полвека.
– Нет, ни разу.
– Наверное, сейчас «эпанж» хорошо бы носился.
– Почему?
– Ну, ведь велюр снова в моде.
– Велюр? – со значением переспросил я и хотел продолжить прелюдию.
– Потом.
Прошло полчаса, и жена снова спросила:
– Александр Бек в самом деле передал свой роман за границу?
– С чего ты взяла?
– Тут написано.
– Ну да, передал. – Я отметил, что Нина читает внимательнее меня.
– Может, и тебе «Дембель» передать?
– Ага, и вылететь из партии.
– А Бек вылетел?
– Нет, кажется…
– Вот видишь.
– Может, прервемся? – попросил я, пытаясь пробраться под одеяло.
– Подожди, очень интересное место!
– Про что?
– Про черное платье. Настойчивый он все-таки мужчина!
– Может, и нам не стоит откладывать на двадцать лет? – призывно прогнусавил я.
– Почему ты сегодня так поздно Алену забрал?
– Виноват – исправлюсь…
Я предпринял очередной натиск, пренебрегая советом «Новой книги о супружестве» «повышать градус близости постепенно, не забывая, что у женщин шея, плечи, уши, голова и даже локти – тоже эрогенные зоны…»
– Да подожди ж ты! – Нина сердито подоткнула бок одеялом. – Какие все-таки писатели бывают – не оторвешься…
Ясно: я в число «неотрывных» писателей не вхожу, а, возможно, никогда и не войду. Ничто так не охлаждает пыл творческого мужчины, как явное или косвенное сомнение в его очевидном таланте. Даже упрек в половой недостаточности не так обиден.
– Завтра после работы зайдешь в универсам. Список продуктов на столе. – Нина решила добить мое уязвленное вожделение.
– У меня завтра…
– Найдешь время. У писателей тоже есть семейные обязанности.
«Ага, вышла бы замуж за Рубцова, Перебреева или Торможенко, тогда узнала бы!»
Я вообразил свой немедленный уход из семьи к некой туманно-совершенной женщине, красивой, умной, тонкой, домовитой, страстной, умело отдающейся мне по первому зову и восхищающейся моим талантом. При этом сама мысль, что Нина могла тоже выйти за другого, показалась мне диковатой. За Толю она уж точно никогда бы не вышла. Пообщавшись с Торможенко на моем дне рождения, который отмечали в редакции, жена потом сказала: таких самовлюбленных зануд надо выбрасывать из поезда еще по пути из Курска в Москву. Я вздохнул: перед глазами снова возникла Лета в кринолине, с фальшивыми перстнями на длинных пальцах и нарисованными в пол-лица театральными глазами. Но трудно отмстить жене с актрисой, если та не является на свидания…
– Ах, какой русский язык! – мстительно воскликнула Нина. – Такого теперь уж нет…
25. Антисоветчина, как и было сказано
Без убогих своих агитпропов,
Без марксистских своих идиом
Разъясни нам, товарищ Андропов,
Кто мы, где мы, куда мы идем?
А.
Первые тревожные признаки настоящего инакомыслия я уловил, читая вроде бы невинную байку про поэта Феликса Чунина, который, выпив, расхвастался дружбой с легендарным сталинским соратником Молотовым. В доказательство он позвонил ему, поздравил с Пасхой, а потом передал трубку Ковригину. Бывший член Политбюро вежливо спросил у знаменитого деревенщика, какую книгу тот сейчас пишет. «Время собирать камни», – был ответ. «Какие такие камни?» – насторожился ветеран ленинской гвардии. «А те, что вы, Вячеслав Михайлович, в свое время поразбросали!» Вот оно как… Но ведь на этих самых разбросанных камнях и стоит нынче могучий СССР. Лихо!
