Настоящее спиртное по традиции продавалось в особом отделе, куда можно зайти только с улицы. Железная дверь открывалась в 11 часов утра, но хвост выстраивался за час, ведь для кого-то это был вопрос жизни или смерти. Вечером, ровно в семь железная дверь безжалостно захлопывалась, по живому разрубая очередь и обездоливая тех, кто остался снаружи. Гуманизм в этой сфере торговли пришел в Отечество гораздо позже. Впрочем, некоторые признаки смягчения питейного режима брезжили и тогда: дорогой алкоголь – кубинский ром, португальский портвейн, венгерский вермут, шампанское, ликеры и выдержанные советские коньяки – продавались в общем торговом зале, сразу за кассовым барьером. Иногда к прилавку прибивались простодушные граждане и дивились:
– Арманьяк. Двадцать пять рублей? Ни хрена себе! А что это такое?
– То же самое, что и коньяк, но хуже. Французы нам за нефть гонят.
Набрав продукты в казенную кошелку, покупатель шел к кассам, которые выстроились в ряд, напоминая турникеты в метро. Там, в кабинках без стекол, сидели приветливые девушки в фирменных халатиках. «Пикалок», считывающих цену и штрих-код, тогда еще не завели, но кассирши быстрыми наманикюренными пальчиками щелкали по клавишам, сверяясь с наклейками на упаковках. Хлеб, молоко, кефир, муку, сахар, крупу они выбивали, даже не глядя: тоже знали вечные цены наизусть. Никаких ручек уже не крутили – чековая лента с жужжанием выползала из аппарата сама собой. Жить стало легче, веселее, магазинные мытарства сделались короче. Прогресс!
Правда, даже к многочисленным кассам обычно стояли хвосты, особенно вечером, когда все возвращались с работы. Ревнивый к несовершенствам социализма, потребитель стал роптать: «Опять коммуняки недоглядели!» «А где их нет, очередей-то?» – спрошу я вас. Воображаю, как апостол Петр возле узких райских врат кричит: «Не напирайте! По одному! Все там будете!»
32. Индийские изделия
В объятия девушку схватив
(А кто не увлекается?),
Используйте презерватив,
Чтобы потом не каяться…
А.
Я сошел с автобуса на Домодедовской улице, нырнул в универсам и опытным взором определил: народу много, но не битком. Повезло! У стеклянной перегородки выстроилось человек десять, значит, товар фасуют и скоро выбросят в продажу. Возле высоких, как в замке, ворот выжидая, переминались мужички: эрго, вот-вот вывезут пиво – свежее, прямо с завода. Я достал Нинин список. На листке в клеточку жена требовательным подчерком по пунктам указала все, что нужно купить.
Поехали!
Молоко, сметана, кефир – свежие, сегодняшние. Значит, берем. Творог позавчерашний, видимо, прогорклый, следовательно, не берем. Колбаса докторская, последний кусок. Хватаем! Извините, девушка, реакция у вас еще не та, что необходима для магазина самообслуживания. Работайте над собой и приходите завтра! Ага, отъехала стеклянная створка – и на прилавок посыпались упаковки говядины, цветом напоминающие давно не стиранное революционное знамя. Но меня это не касается: покупку мяса Нина мне не доверяет. Народ гуртом метнулся к говядине, а тут как раз в другое окошко выбросили сыр и брынзу. Я был на месте первым, ухватив лучшие, срединные куски, даже добыл полукружье «сулугуни», который мы в семье очень любим. Краем глаз наблюдая за воротами, я направился в хлебный ряд, взял висевшую на бечевке никелированную ложечку и стал пробовать мягкость батонов.
– Обдирный очень свежий, – подсказала добрая пенсионерка, – и ситники тоже.
– Спасибо, бабушка!
Наконец вывезли пиво. Благодаря сноровке мне удалось выхватить из ячеек десять бутылок коричневого стекла. В темной таре напиток стоит дольше, а в обычной через три дня выпадает осадок в виде хлопьев. Зато на Диком Западе баночное пиво можно хранить годами: цивилизация! К «Жигулевскому» надо взять креветок. Из морозильного саркофага я достал три пачки, распечатал и сложил в одну коробку отборных ракообразных из отряда десятиногих, не превысив при этом положенный килограмм. Нина каждый раз удивляется, как мне всегда достаются только крупные креветки, а я загадочно ухмыляюсь и храню тайну этого естественного отбора. Конечно, тут явное нарушение правил советской торговли, но пока меня даже ни разу не отругали. Основное внимание контролеров нацелено на «несунов», которые норовят скоммуниздить товар, спрятав его в сумке, на груди или под одеждой в самых непристойных местах. Увы, сознательность не поспевает за потребностями и материальной базой. Воришек изредка ловят и уводят куда-то на профилактическую беседу.
После креветок я собирался сделать то же самое с картошкой: из нескольких сеток сформировать одну с образцовыми корнеплодами, но картофель сегодня оказался совсем гнилым, даже отбирать не из чего. С войны они его, что ли, в хранилище держали? Зато морковь нынче на редкость крепкая, ровная, как бронебойные патроны: бери не глядя. Да и лук неплохой!
Загрузившись, я двинулся к выходу, по привычке высматривая в очереди знакомых-соседей, и сразу же заметил Ипатова, он уже почти достиг цели, от кассы его отделяли два покупателя. Я рванул к другу, проталкиваясь и крича:
– Жека, ты предупредил, что я за тобой?
Он вскинулся, узнал меня, заулыбался, помахал рукой и строго сообщил насторожившейся очереди:
– Он занимал за мной!
Граждане сурово смирились: если человек «занимал» – это святое.
– Ух, ты, третий раз сегодня встречаемся! – шепнул Ипатов.
– Значит, судьба, – тихо ответил я.
– Что ж ты, гад, страничку в папку не доложил?
– Жорыч, два раза пересчитывал. Все было нормально. Ищи у себя.
– Сволочь! У меня нет, весь кабинет перетряхнул.
– Ну даже не знаю…
– Ладно – проехали! Простил Нюрку-то? – примирительно спросил я, кивнув на коробку с тортом «Сказка».
– И не прощу. К Иветке завтра побегу.
– Ребенок выздоровел?
– Вроде бы.
– Правильно! Но смотри, на торте не проколись.
– За мусоропроводом спрячу. Не первый год на этой работе. А разве давали пиво? – расстроился Жека, заметив в моей сумке серебристые пивные пробки с узорным тиснением.
– Давали, – хмуро подтвердил мужичок из очереди. – Сразу расхватали. Как саранча налетели. Мне тоже не досталось. Пива, сволочи, людям наварить не могут!
– Кто?
– Ясно кто – слуги народа!
Я великодушно уступил другу пять бутылок. Девушка быстро посчитала и пробила чек. Мы расплатились. Аккуратный Ипатов достал бумажник, где купюры были разложены строго по номиналам, а для мелочи имелось специальное отделение на молнии. Я же, как обычно, беся очередь, торопливо и бестолково искал рассованные по карманам деньги.
На улице смеркалось. Желтая и ноздреватая, как «российский» сыр, луна висела над домами. Окна многоэтажек зажглись разноцветной жизнью. К стеклянной остановке пристали сразу четыре набитых автобуса, прибывшие от Каширского метро, и толпа тружеников наперегонки рванула к дверям универсама.
